– Он обходится с противником, как собака с блохами, – сказал Луэллин своему помощнику.
На второй день после выхода из Столовой бухты Луэллин пригласил Шредера поужинать вместе с ним и некоторыми из офицеров в каюте на корме. Будучи человеком воспитанным, капитан даже в море поддерживал высокий стиль. Имея такие деньги, какие он заработал в недавней войне, он мог себе позволить проявить вкус к подобным вещам.
Строительство и спуск на воду «Золотой ветви» обошлись почти в две тысячи фунтов, и это было, наверное, самое красивое судно такого класса. Его пушки были только что отлиты, паруса сшиты из наилучшей парусины. Каюта капитана была обставлена с большим вкусом и отличалась от всего, что можно увидеть на военных кораблях, но и военные качества корабля ничуть не пострадали в уступку роскоши.
Во время плавания через Атлантику Луэллин, к собственному восторгу, увидел, что мореходные качества «Золотой ветви» именно такие, на какие он надеялся. В открытом море при попутном ветре корабль на всех парусах резал воду как бритва, набирая огромную скорость, и сердце капитана буквально пело, когда он ощущал под ногами палубу.
Большинство его офицеров и сержантов служили с ним со времени войны и проявили профессионализм и храбрость; на этот раз он взял на борт еще одного младшего офицера, четвертого сына виконта Уинтертона.
Лорд Уинтертон был мастером-навигатором ордена, одним из самых богатых и влиятельных людей в Англии. Он владел целым флотом каперов и торговых судов. А Винсент Уинтертон отправился в свое первое плавание, отданный отцом под попечительство Луэллина. Винсенту еще не исполнилось двадцати лет, но он имел хорошее образование и обладал открытыми и приятными манерами, чем сразу снискал уважение и симпатию и среди матросов, и среди офицеров. Он тоже был одним из гостей на ужине у Луэллина в тот второй вечер плавания.
Ужин начался оживленно и весело: все англичане пребывали в прекрасном настроении, все были довольны отличным кораблем и обещанием славы и золота, что ждали их впереди.
Однако Шредер был мрачен и отчужден.
Когда второй бокал вина согрел всех, Луэллин заговорил через всю каюту:
– Винсент, мальчик мой, ты не исполнишь для нас что-нибудь?
– Неужели вы готовы снова терпеть мои кошачьи завывания, сэр?
Молодой человек смущенно засмеялся, но все остальные поддержали капитана:
– Давай, Винни! Спой нам что-нибудь!
Винсент Уинтертон встал и отошел к небольшим клавикордам, что были намертво прикреплены тяжелыми бронзовыми полосами в одной из главных балок корпуса корабля. Он сел, откинул назад длинные густые локоны и осторожно тронул клавиши.
– И что вам спеть?
– «Зеленые рукава»! – предложил кто-то.
Но Винсент слегка поморщился:
– Да вы ее слышали уже сотню с лишним раз: с тех пор как мы отплыли из дома.
– «Матушка моя»! – предложил другой офицер.
На этот раз Винсент кивнул, чуть откинул назад голову и запел сильным, уверенным голосом, преобразившим сентиментальную песенку и даже вызвавшим слезы на глазах у многих; кое-кто притопывал ногами в такт песне.
Шредер мгновенно и необъяснимо исполнился неприязни к привлекательному юноше, такому милому и популярному среди своих, такому уверенному в себе и безмятежному благодаря высокому титулу и привилегированному рождению. Шредер в сравнении с ним чувствовал себя стареющим и неинтересным. Он никогда не вызывал у окружающих естественного восхищения и внимания, как этот молодой человек.
Он напряженно сидел в углу, не замечаемый всеми этими людьми, которые совсем недавно были его смертельными врагами; они, как он знал, презирали его как скучного иностранца и простого сухопутного солдата, не видя в нем члена их избранного океанского братства. Шредер понял, что его неприязнь постепенно превращается в живую ненависть к этому юноше с красивым гладким лицом и с голосом, подобным звону храмовых колоколов.
Когда песня закончилась, последовал момент молчания, внимательного и почтительного. Потом все разразились аплодисментами, послышались возгласы:
– Ох, вот это отлично!
– Браво, Винни!
Раздражение Шредера стало уже невыносимым.
Аплодисменты продолжались так долго, что надоели певцу: Винсент встал из-за клавикордов и махнул рукой, прося всех прекратить.
В наступившей после этого тишине Шредер произнес негромко, но отчетливо:
– Кошачьи завывания? Нет, сэр, это оскорбление кошачьего рода.
В небольшой каюте все ошеломленно застыли. Молодой человек покраснел, его рука инстинктивно легла на рукоять кортика, который он носил на изукрашенном поясе, – но Луэллин резко выдохнул:
– Винсент!
И покачал головой.
Юноша неохотно убрал руку от оружия, после чего заставил себя улыбнуться и отвесить едва заметный поклон.
– У вас исключительный слух, сэр. Ценю вашу разборчивость.
Он вернулся на свое место и отвернулся от Шредера, чтобы заговорить с соседом по столу. Неловкий момент миновал, все остальные гости расслабились, заулыбались и присоединились к беседе, демонстративно игнорируя полковника.
Луэллин взял с собой повара из дома, а на мысе Доброй Надежды на корабль загрузили свежее мясо и овощи. Ужин был так же хорош, как любой из тех, что подают в кофейнях и пивных на Флит-стрит, беседа текла приятно, ее пересыпали шутки и веселые подкалывания, каламбуры с двойным смыслом и модный жаргон. По большей части Шредер не понимал этого языка, и его негодование разрасталось, как набирает силу тропический циклон.
Он сделал свой вклад в общий разговор, язвительно упомянув о победе голландцев на Темзе и захвате «Короля Карла», гордости английского военного флота и тезки их обожаемого суверена. Все снова замолчали, смерив Шредера ледяными взглядами, а потом опять заговорили, как будто он ничего и не говорил.
Шредер от души угощался кларетом и, когда бутылка перед ним опустела, потянулся через стол к плоскому графину с бренди. Полковник мог выпить очень много, не теряя головы, но в этот день спиртное как будто лишь разжигало в нем агрессию и злобу. К концу ужина он уже просто искал повода выплеснуть ужасное чувство отверженности и безнадежности, переполнившие его.
Наконец Луэллин встал, чтобы предложить последний тост:
– За здоровье и долгую жизнь нашего Черного Парня!
Все с энтузиазмом поднялись на ноги, чуть наклонив головы под низким потолком каюты, но Шредер остался сидеть.
Луэллин постучал по столу:
– Будьте любезны, полковник, встаньте! Мы пьем за здоровье короля Англии!
– Мне уже не хочется пить, спасибо, капитан.
Шредер скрестил руки на груди.
Мужчины заворчали, а один громко сказал:
