Дэниел внезапно остановился перед большой арочной дверью красного дерева, украшенной затейливой исламской резьбой и обитой железными полосами, и дернул толстую веревку звонка.
Через несколько минут они услышали, как внутри отодвигаются засовы, и огромная дверь со скрипом отворилась. С полдюжины маленьких темных лиц уставились на моряков – это были мальчики и девочки смешанной крови, от пяти до десяти лет.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – защебетали дети по-английски с причудливым акцентом. – Да благословит вас милостивый Аллах, английский милорд! Пусть ваши дни будут золотыми и благоухают жасмином!
Маленькая девочка взяла Хэла за руку и повела во внутренний двор. В его центре тихо журчал фонтан, воздух наполняли запахи цветов красного жасмина и желтого тамаринда.
С груды ковров поднялась высокая фигура в развевающихся белых одеждах и с золотым арабским обручем на голове.
– Воистину я добавляю еще тысячу приветствий к приветствию моих детей, мой добрый капитан, и пусть Аллах осыплет тебя богатством и благословениями! – заговорил хозяин дома уже с другим акцентом, знакомым, йоркширским. – Я видел, как твой корабль встал на якорь в заливе, и знал, что вскоре ты придешь ко мне.
Он хлопнул в ладоши, и из глубины дома появилась процессия рабов с подносами; они принесли разноцветные стаканы с шербетом и кокосовым молоком и маленькие чаши с засахаренными фруктами и жареными орехами.
Консул отправил Большого Дэниела и матросов в заднюю, служебную часть дома.
– Им там подадут освежающее, – сообщил он.
Хэл бросил на Большого Дэниела многозначительный взгляд, и боцман его понял. В этом мусульманском доме не могло быть спиртного, но могли быть женщины, и морякам предстояло защищаться от самих себя.
Алтуду Хэл оставил при себе. Он мог понадобиться для подписи документов или ведения записей.
Консул отвел их в закрытую часть двора.
– А теперь позвольте представиться. Я Уильям Грей, консул его величества в султанате Занзибар.
– Генри Кортни к вашим услугам, сэр.
– Я знал сэра Фрэнсиса Кортни. Вы, случайно, не родня?
– Это мой отец, сэр.
– А! Благородный человек. Прошу, передайте ему мое уважение, когда встретитесь.
– К сожалению, он был убит на голландской войне.
– Мои соболезнования, сэр Генри. Прошу, садитесь.
Груда прекрасных шелковых ковров послужила Хэлу сиденьем. Консул устроился напротив него. И тут же раб принес Грею кальян.
– Трубочка бханга – наилучшее лекарство от расстройств пищеварения и малярии, бича здешних мест. Желаете присоединиться, сэр?
Хэл вежливо отказался, потому что прекрасно знал, какие шутки вытворяет с разумом индийская конопля, в какой транс впадает курильщик и какие его могут одолевать сны.
Грей, попыхивая кальяном, стал подробно расспрашивать Хэла о последних передвижениях и будущих планах, и Хэл отвечал любезно, но уклончиво. Они, словно пара дуэлянтов, ждали, когда собеседник откроется. В высоком стеклянном сосуде кальяна булькала вода, душистый дым плыл по двору, и Грей становился все более приветливым и несдержанным.
– Вы здесь живете, как великий шейх, – попытался польстить Грею Хэл.
Грей с удовольствием ответил:
– А можете ли вы поверить, что каких-то пятнадцать лет назад я был просто мелким клерком в Британской Ост-Индской компании? И когда мой корабль потерпел крушение на коралловых рифах Софалы, я вышел на берег здесь как отверженный. – Он пожал плечами и сделал жест скорее восточный, чем английский. – Но, как видите, Аллах мне улыбнулся.
– Вы приняли ислам?
Хэл не мог позволить своему лицу отразить отвращение, которое он почувствовал к богоотступнику.
– Я верую в единого Бога, и Мухаммед – пророк Его, – кивнул Грей.
Хэл гадал, в какой мере обращение в ислам его собеседника основывалось на политических и практических соображениях. Очевидно, что Грей-христианин не смог бы добиться в Занзибаре такого высокого положения, как Грей-мусульманин.
– Большинство англичан, посещающих Занзибар, держат на уме только одно, – продолжил Грей. – Они являются сюда ради торговли и обычно покупают множество рабов. Мне жаль, но сейчас не лучшее время для работорговли. Попутные ветра принесли множество дау из Центральной Индии и более дальних мест. Они уже разобрали лучшие образцы, а то, что теперь осталось на рынке, просто хлам. Однако в моих собственных загонах есть пара сотен отличных экземпляров, лучшее из всего, что вы сможете найти, проплыви вы хоть тысячу миль.
– Благодарю, сэр, но рабы меня не интересуют, – отклонил предложение Хэл.
– Это, сэр, прискорбное решение. Уверяю, на торговле рабами по-прежнему делают состояния. Бразильские и карибские сахарные плантаторы просто рыдают от недостатка рабочих рук на своих полях.
– Еще раз благодарю вас. Я здесь не ради покупок.
Теперь Хэлу стало понятно, как Грей сколотил собственное состояние. Должность консула имела второстепенное значение, а вот посредник в торговле рабами…
– Что ж, есть еще одна весьма прибыльная область, в которой я мог бы оказать вам помощь. – Грей деликатно помолчал. – Я наблюдал за вашим кораблем с крыши, когда вы вставали на якорь, и не мог не заметить, что он хорошо вооружен. Его даже можно принять за военное судно…
Хэл уклончиво повел плечом, и Грей продолжил:
– Возможно, вы не знаете, что султан Омана, возлюбленный Аллаха Ахмед эль-Гранг, воюет сейчас с императором Эфиопии.
– Вообще-то, я слышал об этом.
– Война бушует на суше и на море. Султан издал специальный пограничный указ и выдает каперские свидетельства кораблям, желающим присоединиться к его армии. В основном это правоверные мусульмане – я о капитанах. Однако у меня есть немалое влияние при дворе султана. И я мог бы устроить доверенность для вас. Конечно, это обойдется недешево. Мне придется заплатить две сотни фунтов, чтобы получить для вас каперское свидетельство Омана, сэр.
Хэл уже чуть было не отказался с негодованием – его возмутило предложение присоединиться к язычникам в войне против Христа и Его последователей, – но инстинкт предостерег его от импульсивных решений.
– Видимо, там можно кое-что заработать, сэр? – задумчиво спросил он.
– Разумеется! Можно обрести огромные богатства! Империя Престера – одна из самых древних цитаделей христианской веры. Более тысячи лет в ее сокровищницах копятся золото и подношения паломников – и в церквях, и в монастырях. Сам Престер богат так же, как любой европейский монарх. Говорят, в его хранилище в Аксуме лежит более двадцати тонн золота!
Грей чуть не задохнулся от жадности, вообразив себе такую картину.
– И вы смогли бы добыть для меня свидетельство, подписанное султаном? – Хэл подался немного вперед, изображая горячий интерес.
