Наконец холодный дневной свет разлился вокруг: солнце поднялось над восточной частью океана. Хэл слегка упал духом, обнаружив, что в океане нет и следа чужих парусов. Как и в предыдущие шестидесят пять рассветов, голландцы не появились.
Потом юноша посмотрел на север, в сторону могучей массы суши, что притаилась на горизонте, как некий огромный каменный сфинкс, темный и непостижимый. Это и был мыс Агульяс, или Игольный мыс, – самая южная оконечность Африканского континента.
– Африка!
Один только звук этого мистического названия, сорвавшегося с губ Хэла, заставил побежать по его коже мурашки, шевельнуться густые темные волосы на затылке.
– Африка…
Не занесенная на карты земля драконов и прочих тварей, пожиравших человеческую плоть, мир темнокожих дикарей, которые тоже питались людьми и носили их кости вместо украшений…
– Африка…
Край золота и слоновой кости, рабов и прочих драгоценностей, ожидавших человека достаточно дерзкого, чтобы захватить их и, возможно, погибнуть при этих усилиях. Хэл ощущал страх, но одновременно был зачарован звуком этого слова и теми обещаниями, которые оно в себе таило, его угрозой и вызовом…
Долгие часы он провел над морскими картами в каюте отца, в то время как должен был заучивать наизусть астрономические таблицы или склонять латинские глаголы. Он изучал огромные ландшафты, заполненные изображениями слонов и львов, а также разных чудовищ; он прослеживал очертания Лунных гор, озер и могучих рек, рассматривал разные места, обозначенные названиями вроде «Койкхои», «Камбеду», «Софала» или «Королевство Престера Джона».
Но Хэл знал от отца, что на самом деле ни один цивилизованный человек не забирался в эти пугающие глубины, и не впервые задавался вопросом, каково это – оказаться первым исследователем. В особенности его интересовал Престер Джон. Этот легендарный правитель обширной и могучей христианской империи в глубине Африканского континента сотни лет служил в Европе источником мифов. Был ли это один человек или целая императорская династия? Хэла снедало любопытство.
Мечтания Хэла прервали звуки выкрикиваемых на палубе приказов, которые приглушал ветер. Он почувствовал, как корабль сменил курс. Посмотрев вниз, Хэд понял, что его отец намерен перехватить «Чайку Мори». Корабли, шедшие под одними лишь верхними парусами, теперь сближались, и оба двигались на запад, к мысу Доброй Надежды и Атлантике. Суда шли вяло – они слишком много времени провели в этих теплых южных водах, и древесина их корпусов была заражена червями торедо. Здесь ни один корабль не мог выдержать долго. Жуткие черви-древоеды вырастали толщиной в палец мужчины, а длиной – в его руку, и они так проедали обшивку, что она становилась похожей на пчелиные соты.
Хэл, даже сидя на мачте, мог слышать, как на обоих кораблях работают насосы, освобождая трюмы от воды. Эти звуки не умолкали никогда: они походили на биение некоего сердца, державшего корабли на плаву.
И это было еще одной причиной, чтобы найти голландцев: корабли требовалось заменить. «Леди Эдвину» прогрызали прямо у них под ногами.
Когда два корабля сблизились на расстояние выстрела, команды высыпали на палубы и выстроились вдоль поручней, чтобы обменяться градом непристойных издевательских шуточек.
Количество людей, находившихся на каждом из кораблей, никогда не переставало изумлять Хэла, когда он видел их вот так, в массе. «Леди Эдвина» имела грузоподъемность в сто семьдесят тонн, а длину – чуть больше семидесяти футов, но она несла команду в сто тридцать человек, если включить в это число тех, кто находился на двух полубаркасах. «Чайка» была почти такого же размера, но людей на ней находилось вдвое меньше.
Каждый из этих воинов мог понадобиться, если они хотели справиться с одним из огромных голландских галеонов из Ост-Индии. Сэр Фрэнсис через рыцарей ордена получал сведения из всех уголков Южного океана, и он знал, что по меньшей мере пять таких больших кораблей все еще находятся в море. А до этого времени двадцать один галеон Голландской компании прошел здесь и встал у крошечного пункта снабжения под высоким Тафельбергом, как называли эту гору голландцы, или Столовой горой, у оконечности южного континента; потом они поворачивали на север и двигались через Атлантику к Амстердаму.
Пять кораблей, все еще остававшихся в Индийском океане, должны были обогнуть мыс до того, как ветра сменятся на северо-западные. А этого оставалось ждать недолго.
Когда «Чайка Мори» не отправлялась в guerre de course, как обычно называли каперские рейды (официально разрешенное пиратство), Ангус Кокрейн, граф Камбрийский, пополнял свой кошелек, занимаясь скупкой рабов на рынках Занзибара. Как только рабы оказывались прикованными к рым-болту в узком длинном трюме, они уже не могли освободиться до тех пор, пока корабль не причаливал в одном из портов Востока. А это значило, что даже те несчастные, которые умудрялись выжить во время жуткого перехода через тропический Индийский океан, вынуждены были лежать, сгнивая заживо, рядом с умершими в тесном пространстве под палубой. Миазмы разлагающихся трупов вкупе с вонью отходов тел живых заставляли корабли работорговцев издавать запах, который разносился ветром на много морских миль. И никакое мытье и чистка не могли избавить такой корабль от характерного запаха.
Когда «Чайка» очутилась с наветренной стороны, команда «Леди Эдвины» разразилась воплями преувеличенного отвращения.
– Бог ты мой, да они воняют, как навозная куча!
– Эй, вы что, не подтираете задницы, грязные черви? Мы отсюда вас чуем! – кричал кто-то в сторону небольшого фрегата.
То, что раздалось в ответ с «Чайки», заставило Хэла усмехнуться. Конечно, в принципе, в человеческом теле для него не было тайн, и все равно он не понимал многого, потому что никогда не видел тех частей женского тела, о которых матросы обоих кораблей упоминали весьма детально и живописно, и не представлял, для чего эти загадочные части могут быть использованы. Ругательства возбуждали его воображение. Еще веселее ему стало, когда он представил, как разозлится отец, услыхав такое.
Сэр Фрэнсис был набожным человеком, и он верил, что удача в войне может зависеть от благопристойного поведения каждого человека на борту.
Он запрещал азартные игры, богохульства и крепкие спиртные напитки. Он заставлял всех молиться дважды в день и наставлял матросов, веля им вести себя вежливо и достойно, когда они вставали в порту… хотя Хэл знал, что его советам редко следовали.
Теперь сэр Фрэнсис мрачно хмурился, слушая обмен ругательствами между своими матросами и матросами Буззарда, но, поскольку он все равно не мог в знак недовольства высечь половину команды, то придерживал язык, пока они оставались вблизи от фрегата.
Тем временем он отправил слугу в свою каюту, чтобы тот принес ему плащ. То, что он должен был сказать Буззарду, относилось к официальным речам, и сэру Фрэнсису следовало находиться при всех регалиях. Когда слуга вернулся, сэр Фрэнсис набросил на плечи великолепный бархатный плащ, а потом поднес к губам переговорную трубу.
