Катинка не остановилась на седловине, а, наоборот, подгоняя животное хлыстом и маленькими, острыми как иглы шпорами, скрытыми под ее амазонкой, направила кобылу дальше, вниз по дальнему склону. Здесь падение стало бы настоящей катастрофой, потому что спуск был опасным, а кобыла уже выдохлась. Но опасность лишь возбуждала Катинку. Она наслаждалась ощущением сильного тела животного под собой, ощущением кожаного седла, колотившего ее по вспотевшим бедрам и ягодицам.
Они буквально скатились вниз по каменистому склону и вырвались на широкий луг рядом с речкой. Около половины лиги Катинка неслась вдоль течения, но, когда добралась до уединенной рощи магнолий, прямо после галопа резко остановила лошадь.
Перекинув ногу через переднюю луку дамского седла, она легко, как кошка, спрыгнула на землю в облаке юбок и кружев. Пока кобыла дышала с шумом кузнечных мехов и пошатывалась на ногах от изнеможения, Катинка стояла, упершись кулачками в бедра, и наблюдала за тем, как Шредер спускается по склону вслед за ней.
Он добрался наконец до луга и, подскакав к тому месту, где стояла женщина, спрыгнул на землю. Лицо его потемнело от гнева.
– Это безумие, мадам! – крикнул он. – Вы могли упасть!
– Я никогда не падаю, полковник! – Она засмеялась ему в лицо. – И не упаду, если вы меня не заставите.
Она внезапно шагнула к нему, обвила руками его шею и присосалась к его губам, как минога, с такой силой, что втянула себе в рот его язык. И когда руки полковника сжались вокруг нее, Катинка укусила его за нижнюю губу, да так, что выступила кровь, и она ощутила ее металлический вкус. Когда полковник взревел от боли, она разорвала объятия, приподняла юбку амазонки и легко отбежала на берег речки.
– Святая Мария, вы за это дорого заплатите, маленькая чертовка!
Полковник отер губы и, увидев на ладони кровь, погнался за Катинкой.
В последние дни Катинка играла с ним, доводя до грани безумия, обещая и обманывая, дразня и прогоняя, то становясь холоднее северного ветра, то разогреваясь, как тропическое солнце в полдень. Полковник терял рассудок и ничего уже не соображал от страсти, но его желание лишь подхлестывало Катинку. Терзая его, она и себя доводила до предела. И теперь желала Шредера почти так сильно, как он желал ее. Она хотела ощутить его внутри своего тела, хотела, чтобы он остудил ее жар. Время пришло тогда, когда Катинка уже просто не могла терпеть.
Полковник догнал ее. Прижавшись спиной к одному из древесных стволов, Катинка смотрела на него, как лань, окруженная гончими псами. И видела, что слепая ярость превратила его глаза в нечто вроде холодных мраморных шариков. Лицо полковника раздулось и налилось кровью, губы растянулись, обнажая стиснутые зубы.
Со вспышкой настоящего страха Катинка сообразила, что ярость, до которой она его довела, превратилась уже в некое безумие и она над ним не властна. Когда она поняла, что ее жизнь под угрозой, ее собственная похоть выплеснулась из берегов, как могучая река в момент полного разлива.
Она бросилась к полковнику и обеими руками стала расстегивать его бриджи.
– Ты хочешь меня убить, да?
– Ты сука, – выдохнул Шредер и потянулся к ее горлу. – Ты шлюха. Я не желаю больше терпеть. Я заставлю тебя…
А она вытащила наружу его член, твердый и толстый, и такой горячий, что казалось – он обжигал ей пальцы.
– Тогда убей меня вот этим. Доберись им до моего сердца!
Она прижалась спиной к грубой коре магнолии и широко расставила ноги. Шредер задрал ее юбки, и она обеими руками направила его…
Дерево, к которому она прислонялась, задрожало, как от штормового ветра. Серебристые листья дождем посыпались вниз; поблескивая, как только что отлитые монетки, они кружились в солнечном свете.
Достигнув высшей точки, Катинка закричала так, что в желтых утесах над ними раздалось эхо.
Катинка неслась вниз по склону, как фурия, летя на крыльях северо-западного ветра, внезапно разыгравшегося в солнечном зимнем небе. Ее волосы выбились из-под шляпки и летели за ней, как сияющее знамя, полощась и путаясь на ветру. Кобыла скакала так, словно за ней гнались львы. Когда они добрались до верхнего виноградника, Катинка заставила ее перепрыгнуть через высокую каменную стену и взлетела над ней, словно ястреб.
Она галопом проскакала через сад к конюшне. Неторопливый Ян повернулся, чтобы посмотреть на нее. Растения, которые он так лелеял, были вырваны с корнем, измяты и разбросаны копытами кобылы. Когда Катинка промчалась, Неторопливый Ян наклонился и поднял один искалеченный стебель. Поднеся его к губам, он осторожно укусил растение, пробуя его сладкий сок. Он не испытывал негодования. Все то, что он выращивал, предназначалось для уничтожения, точно так же как человек рождался для того, чтобы умереть. Для Неторопливого Яна только способ умирания имел значение.
Он посмотрел вслед кобыле и ее всаднице и ощутил те же самые почтение и благоговение, какие всегда охватывали его в тот момент, когда он освобождал одного из своих маленьких воробышков от земного существования. Он думал обо всех проклятых душах, умерших под его руками, как о своих маленьких воробьях. В тот самый первый раз, когда он увидел Катинку ван де Вельде, он полностью подпал под ее чары. Ему казалось, что он всю свою жизнь ждал именно эту женщину. Он опознал в ней те же самые мистические свойства, что управляли его собственной жизнью, но знал, что в сравнении с ней он просто первобытный ползучий червь.
А она – жестокая и недостижимая богиня, и он ей поклонялся. И измятые растения были подобны жертве, принесенной этой богине. Он словно возложил их на ее алтарь, а она их приняла. И Неторопливый Ян почти до слез был тронут ее снисходительностью. Он моргнул своими странными желтыми глазами, и впервые они отразили его чувства.
– Прикажи мне, – выдохнул он. – Нет ничего такого, что я не сделал бы для тебя…
Катинка на полном ходу остановила кобылу на подъездной дороге перед парадным входом в резиденцию и спрыгнула на землю, когда животное еще двигалось. Она даже не бросила взгляда в сторону Эболи, который быстро спустился с террасы, подхватил поводья и повел кобылу к конюшням.
А он тихо заговорил с лошадью на языке лесов:
– Она заставила тебя истекать кровью, малышка, но Эболи тебя вылечит…
Во дворе конюшен он расседлал кобылу, насухо вытер ее потные бока, несколько раз медленно провел по кругу, потом напоил и уже после этого поставил в стойло.
– Глянь-ка, как ее хлыст и шпоры тебя порезали… Она просто ведьма, – шептал Эболи, смазывая углы рта кобылы целебным бальзамом. – Но Эболи здесь, он тебе поможет, он о тебе позаботится.
Катинка быстро шла по комнатам резиденции, тихонько напевая себе под нос, ее лицо сияло после свидания. В своей спальне она позвала Зельду и тут же, не дожидаясь, пока придет старая горничная, сорвала с себя одежду и оставила ее лежать кучей в середине комнаты. Зимний воздух, проникавший сквозь жалюзи, охватил холодом ее тело, влажное от пота и страсти.
