Она, конечно же, постарела, появились новые морщины, поредели волосы и высохли руки. Но она по-прежнему была леди и подготовилась к приезду дочери: нанесла макияж, надела красивое платье, тончайшие белые перчатки, шляпку и туфли. Можно подумать, они встретились не во дворе скромного дома, расположенного в эвакуационной зоне для олдбагов, а в кафе Оперы. Хотя… вряд ли в Оперу пустили бы наряженную в штаны карго, футболку и тактические башмаки Рейган. Да еще с баулом.
– Ты здесь по делам?
Красноволосая хотела солгать, но не решилась и, стесняясь, ответила:
– Приехала специально.
– Я рада, – церемонно склонила голову старушка. Странно, раньше Рейган бесилась от чрезмерной воспитанности матери, а сейчас знакомый жест вызвал не раздражение, а нежность. – Присядь, пожалуйста.
– Сейчас… – Красноволосая бросила сумку на землю, постояла, а затем, решившись, произнесла: – Прости меня.
– Нет, ты прости меня, нас, – вздохнула мама. – Мы с отцом должны были повести себя иначе.
– Я не должна была вываливать на вас все это, – выпалила Рейган. – Я должна была пощадить ваши чувства. И уж тем более я не должна была заканчивать тот разговор так, как он закончился.
– Мы все наделали ошибок, Джейн. Теперь ты присядешь?
– Теперь – да, – Рейган опустилась на лавочку. Посидела, чувствуя неловкость, а затем вдруг подалась и крепко обняла маму. – Я соскучилась. Боже, как сильно я соскучилась!
И расплакалась. Не стесняясь и не стыдясь.
– Я тоже, дорогая, – ласково ответила старушка, гладя дочь по спине. – И дня не проходило, чтобы я о тебе не думала.
– Мама, прости меня, прости, пожалуйста. – Голос красноволосой срывался. – Пожалуйста!
– Сейчас я счастлива, Джейн, ты сделала меня счастливой.
– Я так виновата перед тобой.
– Не думай об этом.
– Перед тобой и папой, я… – Рейган отстранилась и посмотрела матери в глаза: – Я была на его похоронах, ма, я приезжала, но не подошла, не смогла.
– Я тебя видела, – улыбнулась старушка.
– Правда? – по-детски спросила красноволосая.
– Правда.
Рейган шмыгнула носом.
– Если ты уезжаешь не слишком рано, можем завтра съездить на кладбище, – тихо сказала старушка.
– Я не уезжаю, – ответила Джейн, крепко прижимаясь к матери. – Завтра я попрошу о переводе в Хьюстон. Думаю, мне не откажут.
Рейган вернулась домой.
* * *
США, Сан-Франциско июль 2029
– Ты кричал во сне.
– Громко?
– Да.
– Разбудил тебя?
– Да.
– Извини, – Орк перевернулся на спину и уставился вверх. В темноту, потому что свет включать не стал, даже слабенький ночник у кровати не тронул. Лежал, подложив под голову руку, и смотрел, угадывая во тьме линии потолка.
– Приснился страшный сон? – спросила Мегера, нежно гладя Бена по груди.
Он хотел отмолчаться, даже не отшутиться, а промолчать, но неожиданно ответил:
– Мне давно ничего не снится.
И это заявление не вызвало у девушки удивления. Как будто она знала, каково это – когда ничего не снится, как будто понимала, что ее мужчина именно так ответит. Эрна кивнула, положила голову на грудь Орка и спросила:
– Тогда почему ты кричал?
– Возможно, потому что мне ничего не снится, – задумчиво ответил Бен, перебирая густые волосы любимой. – Я проваливаюсь в ночь, как в темное желе, и растворяюсь в ней. Я не знаю, что кричу, потому что мне совсем не страшно. Я не боюсь темного желе, меня там просто нет. Я исчезаю, – еще одна короткая пауза. – Ночи поглощают меня, а потом возвращают отдохнувшим и полным сил, словно батарейку с перезарядки.
– Если не страшно, то почему ты кричишь?
– Возможно, хочу попрощаться, – ответил Бен и увидел в глазах Эрны неподдельный страх.
– Нет, не надо прощаться, – прошептала девушка, подняв голову и посмотрев своему мужчине в глаза. – Я не хочу тебя терять… я не могу тебя потерять, поэтому, пожалуйста, никогда больше не говори, что ты прощаешься, ведь я… – Мегера всхлипнула. – Я, наверное, умру, если потеряю тебя.
И Орк понял, что услышал признание в любви.
///
Сегодня это был Сан-Франциско. Не квартира, а отель средней руки. А за несколько часов до отеля – аэропорт JFK, разделенный на сектора для людей и олдбагов, и самолет, в котором не светилось ни одной красной цифры, о чем с гордостью сообщил пассажирам командир экипажа:
– Уважаемые господа, наша компания гарантирует высочайший уровень комфорта и безопасности. Напомню, что именно «Sky Star» первой ввела в расписание «рейсы suMpa», в которых и пассажиры, и члены экипажа являются олдбагами, и в случае инцидента на борту ни один человек не пострадает.
Слова «ни один человек не пострадает» резанули Орка. Он поморщился, наклонился к Эрне и негромко произнес:
– Мир, построенный молодыми, красив только издали.
Мегера сразу поняла, что имеет в виду Бен, вздохнула и ответила:
– Мир страшен сейчас, пока ломают старое, пока решают, что делать с олдбагами.
– Олдбаги будут всегда, – не согласился Орсон. – Они генерируются естественным образом.
– Сейчас олдбагов очень много, что с ними делать, никто не знает, и мир пробует разные ходы, в том числе – страшные, – продолжила Эрна, недовольная тем, что была перебита. – Кто-то их жалеет, кто-то презирает, кто-то ненавидит, но все боятся, и, к сожалению, именно чувство страха станет определяющим в выборе окончательного решения вопроса. Но окончательное решение будет принято и применено ко всем олдбагам планеты, после чего их прирост будет определяться естественным образом. Только после этого возникнет новый мир: молодости, красоты и задора.
И было непонятно, говорит Мегера всерьез или с иронией.
– Мир без опыта и мастерства, – вновь перебил девушку Орк. – А самое главное – без мудрости.
Заявление вызвало саркастический ответ:
– Что бы ты там ни воображал с высоты своего возраста, далеко не все тридцатилетние – идиоты.
Однако Бен на шутку не повелся.
– За тысячи лет эволюции люди привыкли жить по определенным правилам: сопливые дети становятся юношами, молодые сменяют зрелых, зрелые превращаются в стариков. Это не уклад, это алгоритм существования, прописанный самой природой в нашем корневом каталоге, и сейчас он меняется, причем не естественно и постепенно, а резко и грубо, под действием жестких внешних факторов. Раньше происходила естественная смена поколений и одновременно – передача опыта и знаний, и того, что мы называем мудростью. Кроме того, в традиционном алгоритме работают первичные механизмы безопасности, когда старшие защищают младших, еще неумелых: силой, деньгами, опытом – всем, что потребуется и что они могут дать. А вчера мы с тобой видели, что происходит, когда эти механизмы ломаются: родителей изолировали, до детей никому нет дела, и они мгновенно превратились в товар.
