– Незаконопослушных друзей.
– Однако нужно помнить, что преступники не способны на дружбу.
– Ты говоришь, как полицейский или агент GS, – заметила девушка.
– Черт… – Он дурашливо улыбнулся. – А может, как законопослушный гражданин?
– Законопослушные граждане плохо знают криминальный мир.
– Допустим, я исключение.
– Ты – уникум, – не стала скрывать Беатрис. – И ты прав: преступники не способны на настоящую дружбу, но много ли ты знаешь людей, которые на нее способны?
– Я… – Орк хотел ответить быстро и резко, по армейским воспоминаниям, но неожиданно подумал о том, кто из тех парней, которых он искренне считал друзьями, которых прикрывал, рискуя жизнью, и которые прикрывали его… Кто из них согласится помочь ему сейчас? Кто рискнет? И еще Орк вспомнил, как парни стали смотреть, когда над его головой появились красные цифры «4» и «2». Подумал, вспомнил и медленно ответил: – Я понял, что ты имеешь в виду.
И отвернулся.
Самолет подъехал к «рукаву», и пассажиров пригласили на выход.
– Нас долго учили быть эгоистами, – обронила Беатрис, когда они покинули самолет и неспешно направились в зал прилета. Паспортный контроль давно канул в Лету: система вела чипы пассажиров из одного аэропорта в другой, и дальше – в случае необходимости, – а вот багаж бдительные россияне проверяли. К счастью – выборочно. – Каждый человек уникален и неповторим – и потому обязан заботиться о своем благополучии. Только о своем.
– Люди все равно будут сбиваться в стаи. Инстинктивно.
– У стаи эгоистов нет будущего, – вздохнула девушка.
И ее замечание очень понравилось Бену.
– Познакомившись с тобой, я сначала удивился, что ты рискнула пойти против системы, решил, что это последствия стресса от потери родителей, но теперь вижу, что твои мотивы намного глубже. – Он помолчал. – Ты хочешь больше.
– Лгать не стану: сначала мной двигало желание найти лекарство от suMpa, – призналась Беатрис. – Но, увязая в outG и узнавая его обитателей, наблюдая за тем, как жестко воюют власти с теми, кто по-настоящему идет против них, я крепко задумалась. И в какое-то мгновение мне показалось, что suMpa стала логичным результатом развития нашего мира. Ведь… что еще нас ждет в будущем?
– Может, звезды? – предположил Бен.
– Ты такой романтик? – удивилась Беатрис.
– Должна же у человека быть мечта.
Несколько секунд девушка смотрела на Орка так, словно они только что познакомились, а когда поняла, что он не шутит, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку.
– Ты – обалденный! – Ответить Орк не успел. – Кстати, я не против что-нибудь перекусить. Я безумно проголодалась.
И решительно направилась к фуд-корту.
В Москве, во всяком случае в аэропорту, оказалось не так плохо, как ожидал Орсон, наслушавшись рассказов о сотрясающих Россию кризисах, коррупции, тотальной нищете и прочих неурядицах. Трафик в Шереметьево высокий, информация на табло менялась каждую минуту, фиксируя улетающие и прилетающие самолеты; повсюду красивые люди и почему-то очень много «мультяшек» – видимо, местная мода на «обложки» отставала от мировой на три-четыре года. К сожалению, по-английски большинство здешних обитателей говорили с жутким акцентом, то и дело вставляя заимствованные и не всегда понятные словечки, но при этом русские прилагали массу усилий, чтобы быть понятыми, а неразрешимых задач Бен перед ними не ставил.
– Два кебаба, – распорядился Орк, когда подошла его очередь. – И два чая.
– Конечно, сэр, – отозвался улыбчивый русский, начиная готовить еду. – Двух шаверма спустя три минута.
Киберпереводчик пискнул и сообщил, что не знает, чем его собирается потчевать черноволосый паренек.
– Два кебаба, – повторил Орк.
– Уже делаем, сэр! Не извольте беспокоиться. Наличными заплатить не желаете?
Беатрис предупредила Бенджамина, что в России до сих пор уважают и ценят «настоящие», то есть бумажные, доллары, которые Орсон в последний раз видел четыре года назад случайно. Так что они еще в Рио обменяли сотню кредитов на толстую пачку старых банкнот и теперь чувствовали себя если не королями, то по крайней мере наследниками престола.
– Столько хватит? – Орк бросил на стойку бумажный доллар.
– Вполне! – обрадовался курчавый, выкладывая на прилавок тарелки с едой. – Приятного аппетита!
– Перестань швырять деньгами, – рассмеялась Беатрис, когда они уселись за столик. – На тебя половина аэропорта вытаращилась.
– Неужели все видели? – поддержал шутку Бен.
– Тебя даже на информационном табло показали, мол, смотрите: у него есть настоящие доллары! – Девушка с сомнением оглядела лежащий на тарелке сверток. – Кстати, ты не знаешь, что мы собираемся есть?
– Национальное русское блюдо: рубленое мясо с овощами, завернутое во что-то, – сообщил Орк, который внимательно наблюдал за процессом приготовления.
– Кебаб?
– Он назвал это как-то иначе.
– Как? – осведомилась любознательная девушка.
– Мой киберпереводчик сломался на втором слоге.
– Ужас, – Беатрис осторожно взяла сверток в руку. – Уверен, что это можно есть?
– Это была твоя идея, – Бен откусил сверток сверху, прожевал и улыбнулся: – Нормально.
Мясо восстановленное, приправа отдает пальмовым маслом, тесто сыровато, но в целом есть можно, в армии во время дальних рейдов кормиться доводилось и хуже.
– Нужно перекусить, потому что я не уверена, что в доме Бобби мы отыщем еду, – ответила девушка.
– У какого Бобби? – осведомился Орк.
– У друга, к которому мы едем. Его зовут Бобби Челленджер, он десять лет живет в Москве, почти стал русским, но в отличие от них не держит в доме еду.
– Почему?
– Бобби забывает, что она у него есть, и еда протухает.
– И потом он долго ищет источник неприятного запаха?
– Ты знаком с Бобби? – вновь рассмеялась Беатрис.
– Почему он редко заглядывает в холодильник?
– Из холодильника так воняет, что Бобби боится к нему приближаться, – девушка откусила еще кусочек. – Так себе кебаб, если честно.
– Вспомнил – это шаверма, – воспроизвел чуждое название Орк.
– А с виду – кебаб кебабом.
– Русские высоко ценят свое культурное наследие, которое в основном состоит из странных слов.
– Например, Достоевский, – произнесла Беатрис, отодвигая от себя остатки еды.
– Что Достоевский? – не понял Бен.
– Достоевский – это местное культурное наследие, – рассказала девушка. – Я читала его книги.
