Осада такого огромного города требовала больше орудий и солдат, чем находилось в распоряжении Ганнибала. По расчетам, для успешной осады в античные времена соотношение атакующих и защитников стены должно было составлять 10 к 1, требовались большие запасы продовольствия и очень много времени. Чтобы пробить столь мощные стены, понадобились бы огромные и тяжелые орудия — краны, тараны, осадные башни и катапульты. Ничего подобного у Ганнибала не было, а постройка таких машин задержала бы его войско на несколько месяцев. Осада превратила бы войну в позиционную, и Ганнибал рисковал потерять то преимущество, которое получил после побед при Треббии и Тразименском озере. Кроме того, существовала проблема провианта. Войско нужно кормить, и припасы пришлось бы собирать по деревням на регулярной основе. Чем дольше длилась бы осада, тем дальше требовалось бы уходить фуражирам в поисках еды. Наконец, галлы, италийцы и греки могли охладеть к идее восстания, которое пытался разжечь Ганнибал, и его планы могли окончательно сойти на нет, если бы военные действия сконцентрировались вокруг одного лишь Рима. В отсутствие перспективы легкой наживы непостоянные галлы потеряли бы интерес к осаде, собрали бы свои вещи и вернулись на юг. А италийские и греческие города на юге могли перестраховаться и сохранить нейтралитет, дожидаясь развязки конфликта.
Похоже, что главной целью Ганнибала в этой войне было разрушить римско-италийский союз, а не сам Рим — по крайней мере, на первых порах. Он намеревался изменить баланс сил в Италии и серьезно ослабить влияние Рима, уравняв его с другими городами-государствами. Ганнибал повернул на юг не в поисках тарана для городских стен. Он рассчитывал, что его армия станет катализатором всеобщего восстания, которое, как он надеялся, со скоростью пожара распространится по всей Италии, пробудит жажду свободы, укрепит его армию новыми союзниками и поставит Рим на колени или хотя бы приведет за стол переговоров. Двигаясь на юг, его солдаты грабили окрестности, как они делали это в Этрурии. Ганнибал отдал роковое распоряжение убивать всех совершеннолетних, попавших к карфагенянам в плен. Через десять дней после того, как войско выступило от Тразименского озера, оно достигло Апулии на берегу Адриатического моря, а количество награбленного было столь велико, что солдаты с трудом могли его унести. Из армии освободителей карфагеняне превратились в шайку мародеров, сметавшую все на своем пути.
Римский диктатор Квинт Фабий Максим был осторожным человеком, чем сильно отличался от Семпрония и Фламиния. Сдержанный и осмотрительный, он тщательно планировал свои действия на несколько шагов вперед. Фабий считал, что войско Ганнибала слишком сильно, чтобы сталкиваться с ним лицом к лицу, — Семпроний и Флавий уже показали, к каким фатальным ошибкам это может привести. Поэтому он выбрал тактику следовать за карфагенской армией на безопасном расстоянии, рассчитывая, что время вкупе с обширными людскими и продовольственными резервами Рима медленно, но верно склонят чашу весов в его пользу. Фабий был убежден, что для победы над Ганнибалом нужно отправить войска к каждому городу, вышедшему из конфедерации. Он надеялся, что в итоге поддержка Ганнибала начнет постепенно ослабевать, так как станет понятно, что тот не в силах защитить каждый поддержавший его населенный пункт от римского возмездия. Цена предательства окажется слишком высокой. Если Ганнибал останется без поставок провианта и подкреплений, предательство галлов станет лишь вопросом времени, а наемные силы начнут таять из-за дезертирства, болезней и естественной смерти. Римский флот контролировал почти все побережье Италии и мог перехватить подкрепления из Северной Африки или Испании. Только после того, как войско Ганнибала будет достаточно истощено, оказавшись в изоляции и страдая от голода, римляне выйдут на решающую битву.
Но стратегия Фабия вызвала неприятие римского народа, с тревогой и нетерпением дожидавшегося окончания войны. Спустя несколько месяцев его предусмотрительность принесла ему шуточное прозвище «Кунктатор», то есть Медлитель, а в сенате и на городских рынках Максима открыто называли трусом. Римляне уничижительно звали его «педагогом» (pedagogus), уподобляя следовавшего по пятам Ганнибала Фабия рабу, который носит школьные учебники детей своего хозяина, сопровождая их в школу и обратно. Лишь намного позже, после катастрофы под Каннами, когда время доказало его правоту, прозвище Кунктатор обрело позитивный смысл. А пока Фабий выполнял свои обязанности, выслушивая критику и оскорбления от тех, кого пытался спасти.
Одновременно с избранием Максима диктатором сенат приказал старшему из Сципионов воссоединиться с братом в Иберии, возглавив там римские легионы. В сенате надеялись, что это войско сможет подчинить Испанию, что откроет возможность прямого удара по Карфагену. У Рима было достаточно экономических и человеческих ресурсов, чтобы вести войну сразу на трех фронтах — на Пиренеях, в Италии и Северной Африке, — и Фабий был уверен, что для успеха этого плана требовались только время и терпение римских граждан. Римлянам нужно было смириться с присутствием Ганнибала в Италии еще на год или два, словно с вирусом в организме римского государства — недостаточно сильным, чтобы убить, но способным ослабить или даже парализовать своего носителя. Но, если выждать и уничтожить его источник, этот вирус, по мнению Фабия, погибнет, а носитель излечится.
От Апулии Ганнибал направился вглубь Италии в богатую провинцию Кампанию, которую римляне называли Фалернским полем (Ager Falernus). Он намеревался заручиться поддержкой ряда важных местных полисов, включая процветающие Капую и Неаполь. Здесь же находились и менее крупные населенные пункты, например Синуэсса (Sinuessa), Кумы (Cumae), Путеолы (Puteoli), Нола (Nola) и Нуцерия (Nuceria), каждый из которых сыграет важную роль в кампании карфагенян в следующее десятилетие. Уже в Кампании один из людей Ганнибала перепутал названия городов Казни (Casinum) и Казилин (Casilinum), из-за чего карфагеняне отклонились от своей цели на многие километры. Когда они осознали ошибку, проводник был распят, что добавило еще один штрих к портрету Ганнибала как жестокого варвара, каким его изображают римские источники
[70].
Фабий занял господствующие высоты в Кампании, и тогда Ганнибал дал волю своей ненависти к врагу, испепелив окрестные города и опустошив латифундии богатых римлян. При этом он приказал солдатам оставить нетронутыми виллы, которые, по информации его шпионов, принадлежали самому Фабию и его семье, из-за чего диктатору пришлось доказывать сенату и собственным командирам, что он не заключал с пунийцем никаких сделок. При этом Фабий продолжал противиться попыткам втянуть его в сражение, которое римляне непременно проиграли бы из-за превосходства карфагенской конницы. Греческие и италийские союзники римлян поняли, что Ганнибал, по сути, захватил власть в провинции. Многие ждали, что генеральное сражение может произойти в любой момент, но вместо этого видели трусливо отступивших к холмам римлян, пока пуниец делал все что хотел.
Где-то на равнине между рекой Вольтурн (совр. Вольтурно) и горой Массик, к северу от Капуи и югу от Пьетравайрано, произошел один из самых странных эпизодов этой кампании. Фабий на безопасном расстоянии следовал за Ганнибалом, избегая прямого столкновения с карфагенянами. Римский полководец был уверен, что Ганнибалу в итоге придется вернуться в Апулию на зимние квартиры, ведь сады и виноградники, которых в Кампании было в избытке, не прокормили бы его войско. Действуя на опережение, Фабий занял основной перевал через горный хребет, разделяющий две провинции, и стал ждать, что предпримет враг
[71].
