Используя слонов, Ганнибал усилил натиск, но все было без толку. Пунийцы рыли шахты в попытках разрушить отдельные участки стен, в ответ защитники города делали подкопы, чтобы обвалить тоннели нападавших. Ганнибалу так и не удалось взять Казилин, который Ливий насмешливо охарактеризовал как «маленький город и маленький гарнизон»
[104]. Разочаровавшись в этом предприятии, Ганнибал бросил попытки овладеть городом, оставив у стен лишь немногочисленный отряд, чтобы защитники не подумали, что он сдался, и вернулся на зимовку в Капую с большей частью своей армии. Лишь следующей весной Казилин пал, и Ганнибал оставил в городе гарнизон из 700 человек.
Зима в Капуе подорвала дух его солдат, повлияв на них так же, как Вавилон повлиял на войско Александра Македонского веком ранее после победы над персидским царем при Гавгамелах. В обоих случаях проблемой стал вкус легкой жизни без каких-либо тягот. Трудности, с которыми они столкнулись при переходе через Альпы и в боях в Италии, закалили солдат Ганнибала, но «чрезмерные наслаждения» в Капуе перечеркнули все
[105]. В окружении роскоши карфагеняне предавались чревоугодию и обильным возлияниям, все глубже погружаясь в праздность и распутство
[106]. А поскольку еды, вина и безделья было недостаточно, Венера завершила начатое ими, наслав на пунийцев армию блудниц
[107].
Ганнибал тоже стал жертвой роскоши и легкой жизни. Впав в праздность и распутство той зимой, он сделал столь большую ошибку, что сравниться с ней может лишь его отказ совершить поход на Рим после побед при Тразименском озере и Каннах. Весной Ганнибал оставил Капую и еще раз попытался взять Неаполь. Но армия под его командованием уже была не та, с которой он переходил через Альпы и сражался при Треббии, на Тразименском озере и при Каннах, От былого духа воинского товарищества не осталось и следа, он растворился среди девок и прочих увеселений. Карфагенянам не хватало ни душевных, ни телесных сил, чтобы справиться с тяготами возобновившихся походов, они вечно жаловались и походили больше на зеленых новобранцев, чем на закаленных ветеранов. Заметно участились случаи дезертирства, и многие солдаты Ганнибала, не зная, куда податься, просто возвращались в свои излюбленные притоны в Капуе. Среди бежавших и переметнувшихся на сторону Рима были даже его нумидийские всадники и испанские ветераны. Незадолго до этого римляне привезли в Италию наемников из Испании, чтобы сражаться с Ганнибалом, и, видимо, шпионы проникли в его армию, убеждая соотечественников сменить знамена
[108].
Теперь единственной защитой войска Ганнибала была его репутация. Вторая попытка взять Неаполь также провалилась, и античные источники намекают, что виной тому была не толщина городских стен, а беззаботная жизнь зимой, после которой карфагеняне растеряли дисциплину и желание сражаться
[109]. Впрочем, не все солдаты Ганнибала провели зиму, наслаждаясь благами Капуи, и часть его отрядов продолжала осаду Казилина, павшего весной, когда голод довел жителей города до того, что они пытались жевать кожу и варить древесную кору, чтобы выжить
[110].
В Бруттии Ганнон и Гимилькон продолжали попытки подчинить местные италийские племена и греческие города, а также набрать новых рекрутов. После падения Петелии Гимилькон повел войско на запад в окрестности Консентина (совр. Козенца), сохранившего верность Риму, но быстро сдавшегося карфагенянам. Греческие города Кротон и Локры, располагавшиеся на западном побережье, были взяты Ганноном и его союзниками-бруттиями. Только Регий (совр. Реджо-ди-Калабрия), находившийся на самой дальней оконечности полуострова через пролив от Сицилии, выстоял под натиском пунийцев.
Магон покинул Южную Италию и, выйдя из находившегося под контролем Ганнона порта Локры, отплыл в Карфаген, чтобы сообщить о победе при Каннах и добиться от сената денег и подкреплений. Войдя в зал заседаний, он высыпал на пол золотые кольца, сорванные с пальцев убитых римских всадников. Это был выразительный жест, ведь, согласно источникам, их объем составлял почти четыре пека
[111]. Магон перечислил восторженным сенаторам победы своего брата над римскими консулами Сципионом-старшим у Тицина, Семпронием при Треббии, Фламинием при Тразименском озере, Павлом и Варроном у Канн. Двое из пяти консулов были убиты на полях сражений. Затем Магон рассказал, как Ганнибалу удалось сбежать из ловушки, расставленной римским диктатором Фабием Максимом в Кампании, и о том, что не только греки, но и италийцы в Бруттии, Апулии, Самнии и Лукании предали Рим и стекаются под знамена карфагенян — это небольшое преувеличение должно было помочь завоевать поддержку сената. Ганнибал, по словам Магона, был близок к победе, и первоочередной задачей было обеспечить его ресурсами, необходимыми для завершения войны: деньгами, воинами и хлебом.
Сторонники Баркидов в сенате пришли в восторг от этих новостей, в насмешку над оппонентами они спрашивали, жалеют ли они теперь, что изначально выступали против победоносной кампании, призванной восстановить величие Карфагена. Но, когда взял слово последовательный противник войны с Римом Ганнон, из уважения к его возрасту и влиянию сенаторы умолкли. Он объяснил, что, хотя и радуется со всеми победам Ганнибала, по-прежнему скептически настроен к войне. Лишь когда война окончена, можно назвать победителя и, что не менее важно, узнать ее истинную цену. Он выразил также беспокойство в связи с тем, что Ганнибал прислал Магона просить денег на продолжение кампании, которая еще несколько месяцев назад должна была завершиться и компенсировать затраты трофеями. И хотя количество колец римских эквитов впечатляло, их было явно недостаточно, чтобы покрыть расходы на подкрепления, которых требовал Магон.
После этого Ганнон обратился к Магону с вопросом, пытались ли римляне договориться о мире после каждой из побед Ганнибала. Под напором сенатора, напоминающим перекрестный допрос, Магон был вынужден ответить отрицательно. Ганнон спросил, сколько греческих и италийских городов, деревень и племен покинули римскую конфедерацию, и Магону пришлось признать, что их было не так много, как хотелось бы пунийцам. Также он признал, что римляне по-прежнему располагали значительным запасом ресурсов и могли продолжать войну без каких-либо ограничений. Ганнон согласился, что Ганнибал добился большого успеха за короткий промежуток времени, но при этом подчеркнул, что Карфаген не может позволить втянуть себя в долгосрочный конфликт с настолько непоколебимым противником, обладающим практически бесконечными резервами, в том числе и людскими. Также Ганнон предупредил о непредсказуемости войны, когда победа уже завтра может смениться поражением, в чем Карфаген мог убедиться во время первого столкновения с Римом. Он призвал воспользоваться плодами успехов Ганнибала и предложить Риму завершить конфликт на выгодных для Карфагена условиях. В завершение своего выступления Ганнон предостерег других сенаторов от излишней самоуверенности, подчеркнув, что Баркид пока выиграл лишь несколько сражений, но не саму войну.
