* * *
…вечером водворяется плач,
а наутро радость.
Псалом 29:6
1
Это была старомодная ратуша в продвинутом университетском городке на Среднем Западе. Коридор был длинным и узким. Вдоль стен были расставлены скамьи, и возле каждой стояла медная плевательница.
Был 1927 год, и мало кто жевал табак. Однако ни у кого не было полномочий, чтобы избавиться от плевательниц. Каждое утро уборщик начищал их и наливал в каждую с полдюйма свежей воды – как делали до него уборщики последние пятьдесят лет.
На одной из скамей сидели юноша по имени Карл и девушка по имени Анни. Рядом с девушкой стоял маленький красный чемодан, совсем новенький. Время от времени она с видом собственницы похлопывала по нему. Юноша курил сигареты, зажигая одну от другой, из-за чего казалось, будто он нервничает. Однако это было не так.
Хотя его звали Карл Браун, свою жизнь юноша начал как Карлтон Браун. Отец дал ему имя в честь своего босса. Мистер Браун работал у мистера Карлтона с двенадцати лет. Работа была тяжелой, рабочий день долгим, зарплата низкой, и прибавки к ней были редкостью.
Каждый раз, как мистер Браун просил у босса прибавки, мистер Карлтон обнимал его за плечи и мягко говорил: «Не беспокойся, сынок». Когда он, мистер Карлтон, скончается, вон в том сейфе будет несколько облигаций на имя Уильяма Брауна.
Так что, когда родился малыш, его назвали Карлтоном – дабы босс не забыл про облигации. Когда мальчику было шесть лет, мистер Карлтон умер. Сейф открыли, но там не было никаких облигаций для Уильяма Брауна, «сынка». Разочарованный отец сократил имя мальчика, и получилось «Карл».
Во время войны люди носились по улицам с криками «Долой кайзера!» и перешли с кислой капусты на вареную. Мистер Браун законным путем сменил свою фамилию. Она звучала по-прежнему, но теперь писалась как Brown, а не Braun
[1]. Хотя мистер Браун и родился в Германии, ему хотелось, чтобы никто не сомневался, на чьей он стороне.
Вот каким образом появилось имя Карл Браун.
С именем девушки, Анни Макгэйри, не было никаких осложнений. Ее назвали Анни в честь ее бабушки со стороны матери (бабушка родилась в Германии). А фамилию Макгэйри она, разумеется, унаследовала от отца, родившегося в Дублине.
Карл был красивым юношей: высокий блондин с мужественной внешностью, из-за которой он казался старше своих двадцати лет. Его одежда была дешевой, но он носил ее с такой небрежной элегантностью, что казалось, будто он дорого одет. Словом, это был привлекательный молодой человек, которого нельзя было не заметить.
Анни было восемнадцать, но она выглядела четырнадцатилетней девочкой, которая одолжила на один день одежду у своей старшей сестры. Маленькая и худенькая, Анни была хорошо сложена. Свои красивые светло-каштановые волосы она укладывала узлом на затылке. У нее была гладкая, чистая кожа, подвижный рот и печальные серые глаза. Никто не обращал особого внимания на эту девушку, пока она не начинала говорить. А уж тогда ее было невозможно не заметить.
Они сидели на скамье, прижавшись друг к другу и держась за руки, и ждали, когда их распишут. Время от времени раздавалось шипение: это Карл бросал недокуренную сигарету в плевательницу. И каждый раз Анни стискивала его руку и спрашивала: «Нервничаешь?» А он каждый раз стискивал ее руку и отвечал: «Нет. А ты?» Она каждый раз говорила: «Немного». И тогда они крепко сжимали руки друг другу.
К ним подошла служащая, и Карл начал подниматься.
– Не вставайте, – приветливо произнесла женщина.
– Нам еще долго ждать? – осведомился Карл, взглянув на часы. – Мы не хотим пропустить игру.
– Судья Калеймус обычно не приходит по субботам, – ответила служащая. – Но в вашем случае он сделает исключение. Мы позвонили ему домой, и он будет через несколько минут.
– Хорошо!
– А у вас есть разрешение на брак? – Карл начал доставать его из внутреннего кармана пальто. – О, оно мне не нужно. Просто проверяю, – сказала она. – Откуда вы приехали?
– Из Бруклина, – сказал Карл.
– Оба?
Карл кивнул.
– Но я здесь уже год.
– Он учится в университете, – с гордостью сообщила Анни.
– На медицинском факультете? – поинтересовалась служащая.
– На юридическом, – ответил он.
– Это хорошо, – с рассеянным видом сказала она и повернулась к Анни: – А как давно здесь вы?
– Два часа, – сказала Анни.
– Она прибыла ночным поездом из Нью-Йорка, – пояснил Карл.
– Тогда Средний Запад должен показаться вам странным, – обратилась женщина к Анни.
– О нет. Я имею о нем некоторое представление. Читала книги, в которых действие происходит тут. Например, «Уайнсбург, Огайо», «Главная улица» и «Сестра Кэрри»
[2]. По-моему, Средний Запад не особенно отличается от того места, где я жила. Вообще-то действие «Сестры Кэрри» вполне могло происходить не в Чикаго, а в Бруклине.
Карл предостерегающе сжал ее руку, и она замолчала. Анни заметила, что служащая как-то странно на нее поглядывает.
– О! Ах да… – смущенно произнесла женщина, направляясь в офис. Она бросила через плечо: – Знаете, судья будет ожидать самую малость за хлопоты.
– Я понимаю, – сказал Карл.
– Карл, я что-то не так сделала? – тревожно спросила Анни.
– Нет, любимая.
– Тогда почему ты сделал мне знак, чтобы я замолчала?
– Мне не хотелось, чтобы она тут болталась.
Он не хотел говорить Анни, что служащую удивило ее произношение. У самого Карла был легкий бруклинский акцент, а у Анни сильный, да вдобавок еще с ирландским выговором.
– Ну, она тоже смешно говорит, – вдруг заметила Анни.
У Анни была какая-то сверхъестественная способность порой читать мысли Карла, и ему становилось от этого не по себе.
– О, ты привыкнешь к тому, как они говорят, – сказал он. – Так же, как они привыкнут к тому, как говоришь ты – я имею в виду, мы.
– Я знаю, что иногда неправильно говорю, но я научусь, Карл. Вот увидишь. Я очень шибко учусь.
