Такая точка зрения необычна, поскольку мы знаем, что для языка сложные грамматические структуры необязательны. Некоторые языки могут просто соединять отдельные слова и простые фразы, позволяя контексту направлять интерпретацию сказанного, как в примерах, которые я привел в начале главы. Главная проблема представления о языке как грамматике сводится к отсутствию понимания истоков и роли смысла в языке. Изложенная в настоящей работе точка зрения, напротив, состоит в том, что в разных языках мира следует ожидать наличия различных уровней сложности, в том числе и в исчезнувшем языке Homo erectus. Кроме того, уровни сложности могут значительно отличаться в различных языках. Другими словами, язык — не синоним грамматики, а сочетание значения, формы, жестов и тона. Грамматика — средство языка, но не сам язык.
Язык, какой бы ни была его биологическая основа, формируется физиологией, историей и культурой. Схему этого процесса я попытался изобразить на рис. 7.
Рис. 7. Язык как взаимодействие.
Чтобы добраться до оснований эволюции языка, следует рассмотреть две различные точки зрения на его развитие: униформитарианизм и катастрофизм. Униформитарианизм исходит из представления о том, что сейчас все устроено так же, как в прошлом. То есть силы, управляющие миром сегодня, не отличаются от тех, что сформировали мир, когда он только появился. Униформитарианизм не отрицает возможности того, что катаклизмы или катастрофические события могли сыграть определенную роль в истории и эволюции. Кроме того, ученые-униформитарианисты признают, что 65 млн. лет назад произошло великое вымирание динозавров, когда в Юкатан врезался астероид, однако катастрофические изменения не являются основной движущей силой эволюционной теории, а катастрофы не следует принимать в качестве объяснений без очень надежных доказательств.
Катастрофизм, напротив, исходит из объяснения зарождения жизни и ее развития, основанного на том, что главной движущей силой являются крупные катаклизмы вроде Всемирного потопа или повышенной частоты мутаций. Найлз Элдридж и Стивен Джей Гулд выдвинули гипотезу о том, что значительная часть эволюционных изменений происходит под влиянием макроэволюционных прыжков, которые они назвали сальтациями. Сальтационные модели могут точно описывать некоторые эволюционные изменения. Но им всегда требуются дополнительные доказательства.
Униформитарианизм, в отличие от катастрофизма, в большинстве научных дисциплин считается основополагающей истиной. В физике мало кто сомневается в принципах униформитарианизма. Физические законы не демонстрируют признаков изменения в ходе известной нам истории Вселенной, по крайней мере, после Большого взрыва. А в геологии есть знаменитая работа Чарльза Лайеля «Основные начала геологии» (Principles of Geology, 1833), известная, в том числе, поддержкой принципов униформитарианизма в исследованиях истории Земли. Если исходить из этих принципов, то модель естественного отбора должна описывать трансформацию древних форм жизни в современные путем постепенных, крошечных шажков.
В случае эволюции языка есть веские причины отвергнуть основанные на катастрофизме идеи, в частности идеи Хомского. Помимо прочего такие теории плохо объясняют соответствующие генетические изменения и вообще не объясняют влияние культуры на возникновение языка. Кроме того, катастрофизм не учитывает тот факт, что мутации для языка вовсе не требуются, поскольку эволюцию языка можно объяснить и без них. Использовать мутации в качестве аргумента без дополнительных самостоятельных доказательств бесполезно. На самом деле идея о языке как мутации просто никак не объясняет эволюцию языка. Это значит, что эволюцию языка можно объяснить без мутаций, основываясь на принципах униформитарианизма, что делает излишними гипотезы о специфических языковых генах и мутациях.
Конечно, теорию можно построить на мутациях или вообще на чем угодно. И мутации действительно являются одной из движущих сил эволюции. Но общим правилом при использовании мутаций в качестве доказательств тех или иных эволюционных изменений должно быть следующее: «в отсутствие доказательств не предполагаем чудес». И предлагать мутацию в качестве основной причины эволюции человеческого языка можно только в том случае, если заодно описать все эволюционные силы в момент ее возникновения, а также механизмы распространения, в противном случае мы просто предполагаем чудо. Даже если языковая способность возникла в результате мутации, это означало бы только наличие способности обучиться языку в тот момент, когда языка еще не было. Кроме отсутствия синхронности между потребностью и мутацией предположение о мутации должно также объяснять, в чем заключается эволюционное преимущество конкретного признака, например языка, непосредственно в момент возникновения мутации. И объяснение должно строиться не на спекулятивных рассуждениях, а на конкретных доказательствах. Нельзя просто сказать «язык или грамматика сделали мысль яснее». Скорее всего, это утверждение верно, но оно ничего не говорит о том, как и когда возникли язык или грамматика. Как и о подробностях их распространения посредством генетики или культуры. Если эти условия не выполняются, то рассуждения по поводу слова «мутация» сводятся к ничем не подкрепленным спекуляциям. В этом и заключается основной недостаток сальтационистской теории возникновения языка, которую некоторые также называют «теория о людях Икс». Кроме того, это предположение вообще неуместно. Старый добрый естественный отбор предлагает значительно более научное объяснение.
Теория внезапного зарождения языка, упоминаемая в нескольких работах палеонтолога Иэна Таттерсолла, тоже в значительной степени опирается на аргументы, не имеющие доказательств. Представьте фотографию ястреба в небе, снабженную подписью «Тут есть ястребы». Если допустить, что не существует программ для обработки изображений, то такая фотография будет хорошим доказательством правдивости подписи. С другой стороны, фотография чистого неба с подписью «Рядом с моим домом ястребов нет» является более неоднозначной и не дает убедительных доказательства отсутствия ястребов. То, что на эту конкретную фотографию не попал ястреб в небе над некой областью, где их обычно очень даже много, может быть просто случайностью. В данном случае необходимо больше данных, например отсутствие флоры и фауны, которую предпочитают ястребы, а также неподходящий для них климат. Такие же рассуждения относятся и к необоснованным утверждениям о возникновении языка в результате мутации или о том, что у Homo erectus отсутствовали символические репрезентации
[40]. Конечно, если бы такие утверждения имели доказательства и у эректусов действительно не было символов, это означало бы, что и языка у них быть не могло. В действительности же можно утверждать лишь то, что до сих пор никто не обратил внимания на свидетельства наличия у них подобных репрезентаций. Но такие свидетельства существуют — это данные о когнитивном взрыве у эректусов, связанном с миграцией из Африки.
