Ничего плохого в такой обратной френологии на основе эндокранов нет, если палеоневролог помнит о том, что области мозга, выявляемые на их основе, позволяют делать лишь предположения, а не точные суждения или выводы о наличии или отсутствии определенных когнитивных и лингвистических способностей у обладателя конкретного черепа. Эндокраны не так информативны, как можно подумать, поскольку они мало что говорят о цитоархитектонике мозга, соотношении белого и серого вещества и различных типов клеток, например глиальных клеток и нейронов, а также о других аспектах анатомии мозга, в частности о плотности нейронов, — обо всем этом нельзя делать выводы по внутренней поверхности черепа.
Еще одна проблема — мозг больше похож на сгусток из разнообразных тканей, чем, например, сердце, имеющее четыре отдельные камеры. В мозге различные задачи выполняются спонтанно формируемыми или уже существующими связями, которые сначала обращаются к тем частям сгустка, которые лучше всего подходят для выполнения данной задачи, а впоследствии привлекают все большие мощности, пока задача не будет выполнена. Многие из таких изначально спонтанных связей становятся более устойчивыми, если подвергаются частому воздействию сходных задач. Это указывает на то, что произошло научение. У таких активаций есть своя система, но она в меньшей мере анатомическая и в большей — электрохимическая. Она более подвижна и динамична, чем статична и предопределена.
В организации мозга решающее значение имеет химия. Гормоны, генерируемые нашими эмоциями, процессами мышления, диетой и общим состоянием всего организма, контролируют наш мозг. Вот почему многие нейроученые приняли теорию «воплощенности» мозга, согласно которой он встроен в систему, имеющую химические, электрические и физиологические особенности, то есть в наши тела. Эти исследователи полагают, что мыслит даже не мозг сам по себе — это делает индивид целиком. Таким образом, мозг — это материальный орган, часть тела, как и все прочие органы. Эта воплощенность, как и роль культуры в нашем мышлении, означает, что мозг есть орган, физически интегрированный в мир посредством тела, а не компьютер.
Отсюда возникает представление о мозге как о немодульном в когнитивном плане органе, у которого нет врожденных специализированных тканей для языка (или кулинарии, или игры на гитаре), что прямо противоположно специализированным областям мозга, обслуживающим физические способности. Но для культурных или понятийных способностей таких специальных областей нет. Если верно утверждение о том, что язык — культурный артефакт, то следует ожидать отсутствия специализированных языковых областей мозга. Если же оно неверно, то язык больше походит на зрение и должны быть обнаружены свидетельства в пользу его связи с областями мозга, имеющими врожденную языковую специализацию.
Приведенные далее сведения об универсальной картине мозга Homo получены на основе исследования речевых и языковых нарушений. Вопреки часто встречающимся в литературе утверждениям, наследственных специфически-языковых расстройств просто не существует, что является свидетельством в пользу немодульной теории мозга.
7. Когда с мозгом что-то не так
…языковые расстройства не возникают в изоляции; афатические нарушения редко происходят без нарушений памяти или проблем с вниманием/исполнительными функциями.
Ив Тюржони Жоэль Макуар
[106].
Один из способов проверить гипотезу о врожденности языка и жесткой физиологической предрасположенности к локализации в определенных частях мозга — это изучение языковых расстройств. Если язык — инкапсулированный врожденный модуль мозга, то следует ожидать, что могут быть обнаружены языковые проблемы, связанные исключительно с конкретными чисто языковыми областями мозга. С другой стороны, если язык — это культурно приобретаемое изобретение, то специфических языковых расстройств существовать не должно. Хотя последняя идея (об отсутствии наследственных, чисто языковых расстройств), судя по всему, верна, есть множество почтенных исследователей, которые утверждают обратное. Установить истину нам поможет информация о так называемых специфических языковых расстройствах.
Начнем мы с нарушения со сложным названием «специфическое расстройство речи» (СРР), которое, предположительно, затрагивает исключительно языковые функции. Утверждается, что другие части мозга или другие аспекты когнитивной деятельности этот синдром не затрагивает. Как заявляют некоторые исследователи, СРР показывает, что мозг генетически предрасположен к определенным лингвистическим знаниям, поскольку это расстройство как раз и поражает только лингвистические знания.
В действительности название вводит нас в заблуждение, поскольку предполагает, что было обнаружено нечто, на самом деле не обнаруженное, — а именно расстройства, затрагивающие только наши языковые способности. Напротив, с этим расстройством всегда связаны неязыковые аспекты познавательной деятельности. Следовательно, какой бы ни была природа таких расстройств, они не являются специфически языковыми.
Даже если бы СРР соответствовало своему описанию, то и это не указывало бы на генетическую предрасположенность определенных участков мозга к обработке языка. Все потому, что другие приобретенные навыки и знания помимо языка тоже могут попадать под воздействие. Амнезия, травма от удара тупым предметом, употребление алкоголя и пулевые ранения — вот неполный список причин языковых расстройств. Следовательно, само существование расстройства ничего не говорит о том, является ли способность, на которую оно действует, врожденной или выученной. С другой стороны, модель, в рамках которой язык принимается за врожденную способность человека, предсказывает крайне специфические языковые нарушения. Представление о языке как об изобретении, культурном артефакте предполагает, что языковые нарушения не более вероятны, чем хлебопекарные.
Таким образом, утверждение о том, что мозг — это универсальное устройство, предсказывает как раз то, что мы обнаруживаем. Нарушения, затрагивающие язык, многоаспектны. Последствия со стороны языка сами по себе никогда не проявляются, но оказываются частью общего синдрома. Следовательно, необходимо более детальное рассмотрение нескольких так называемых дефектов речи. Майкл Т. Ульман и Элизабет И. Пирпонт, нейроученые из Джорджтаунского университета, определяют СРР следующим образом:
Специфическое языковое расстройство (СРР) обычно определяется как расстройство развития речи при отсутствии очевидных неврологических повреждений, серьезных экологических проблем или умственной отсталости… Также используются другие термины… например, дисфазия развития, нарушение речи, ограниченные способности к освоению языка, расстройство развития речи, задержка развития речи и языковые отклонения.
Некоторые исследователи считают СРР дисфункцией или дефектом «языкового модуля» мозга — области, отвечающей исключительно за язык. Поэтому был предложен ряд трактовок СРР с точки зрения синтаксиса (структуры предложений), фонологии (звукового строя) или морфологии (строения слов). В некоторых теориях они считаются четко определенными субкомпонентами языка. Одним из прогнозов СРР может быть следующее: ребенок с таким нарушением не в состоянии строить в уме правильные синтаксические древовидные схемы, как бы они ни формировались в мозге. Лингвист может сделать предсказание: существует вероятность рождения человека, неспособного осуществлять синтаксическую операцию соединения.
