У Джонни есть настоящий брат, Колин, но, пообщавшись с этими двумя, я всерьез задумалась, не были ли они родственниками в прошлой жизни. Они даже в шутку спорят, кто на какой вопрос будет отвечать, постоянно перебивают друг друга и соревнуются в том, кто умнее. И это все забавы. Никаких драк а-ля Лиам-Ноэл в Radiohead нет.
Addicted to Noise: Как проходят гастроли?
Том Йорк: Очень хорошо. Весьма волнующе, правда мне, пожалуй, надо переставать пить.
ATN: Лучше, чем предыдущие?
Том: Да, вроде того… да. И все концерты аншлаговые, это просто невероятно.
ATN: Вам удалось вернуть хоть какую-нибудь аппаратуру, украденную во время турне Soul Asylum? [Однажды утром в Денвере группа проснулась и обнаружила, что грузовик, в котором хранилась вся аппаратура группы, угнали прямо с парковки. ]
Джонни Гринвуд: Вообще ничего. Ни одной музыкальной колбаски.
Том: Ни одной, блин, колбаски.
ATN: Давайте начнем сначала. Вы все познакомились в школе…
Джонни: То была темная, лунная ночь…
Том: Темная, лунная ночь…
Джонни: Надо сделать все романтичнее, чем на самом деле. Скорее всего, это был какой-нибудь скучный школьный день.
Том: Я все еще с улыбкой вспоминаю, как Джонни приходил и играл на всех инструментах, которые мог найти, лишь бы его взяли в группу…
Джонни: Ага, однажды я пришел даже с флюгельгорном.
Том: Ага. Начинал он с губной гармошки, а мы такую музыку играть особенно не собирались.
ATN: Правда ли, что когда вы только собрали группу, никто из вас не умел играть на «своем» инструменте?
Том: «Не умел» – это относительное понятие, хотя я бы сказал, что это правда…
Джонни: (Тому) Правда?
Том: Ну, ты был довольно хорош.
Джонни: Мы просто не играли на публике. Думаю, мы были не так плохи, как большинство групп… мы просто… не думали, что очень хорошо играем.
Том: У нас, скорее, была низкая самооценка, но, по-моему, вполне оправданная.
ATN: У вас у всех разные музыкальные вкусы: джаз, Скотт Уокер, XTC, Magazine, различные трип-хоповые группы… Как вы вообще вместе сочиняете музыку?
Том: На самом деле ты не идешь в студию или на репетицию с мыслью «надо звучать, как вот эта группа». Если мы будем делать так, ничего хорошего из этого не выйдет. Если ты художник, ты же не думаешь в первую очередь о том, кого бы скопировать. Этот этап нужно быстро проходить. И на самом деле это не проблема. Если бы мы все любили, допустим, Pixies и больше никого другого, было бы совершенно очевидно, как будет звучать наша группа. Думаю, такая ситуация возникает в любой группе. Например, если поговорить с R.E.M., то у их музыкантов тоже вкусы совсем разные… настолько разные, что разнообразнее не бывает. Хотя (смотрит на Джонни) он меня тут подсадил на джаз. Сволочь.
ATN: Альбом The Bends наконец получил определенное признание. Как вы думаете, почему на это понадобилось так много времени?
Том: Ну, приятнее всего, конечно, эта штука с Billboard. У них три журналиста с вот такими лицами (притворно ухмыляется), и двое из них назвали нас номером один, а третий – номером три или как-то так.
Джонни: Это странно. Как с Pablo Honey, только наоборот. У нас был альбом, который хорошо продавался, но при этом оставался незамеченным, а сейчас мы превратились в это ужасное чудовище – «группу для музыкантов» или «группу для критиков»…
Том: Жуть.
Джонни: Для нас все встало с ног на голову…
Том: Потому что они еще капризнее, чем публика.
Джонни: Неплохая перемена в сравнении с первым альбомом.
ATN: Вы хотели этого с самого начала – такого медленного подъема в чартах?
Джонни: Ага. По крайней мере сейчас, когда журналисты ничего не понимают и критики ничего не понимают, мы можем с ними поспорить. Но вот когда критики говорят плохо о первом альбоме, мы наполовину с ними согласны. (Том громко хохочет.) В этом есть определенная доля истины. Если они говорят, что [The Bends] плохой альбом, а больше этого никто не говорит, в этом есть какой-то смысл.
Том: На самом деле из-за этого мы немного нервничаем.
ATN: Что служит вам вдохновением для песен?
Том: [Источники] постоянно меняются. Сейчас – в основном книги о политике.
ATN: Кстати, о политике – вы не собираетесь делать политическую карьеру? Вы сейчас участвуете в кампании Rock The Vote UK, у вас новая песня под названием Electioneering…
Том: О, да. Думаю, я хочу стать политиком. Хотя нет, сначала я займусь торговлей оружием и заработаю там денег. Надо ведь все попробовать в жизни – поп-звездность, торговлю оружием…
ATN: Что вы считаете высшей точкой карьеры на данный момент?
Джонни: Карьеры? Вы говорите, как моя мама… она так говорит. «Когда ты начнешь делать карьеру?»
Том: Ага. «Почему вы выбрали эту карьеру?» Карьера – это, например, пойти в армию.
Джонни: Карьера подразумевает долго…
Том: Долгожительство…
Джонни: …и планирование. Есть что-то очень депрессивное в том, когда какая-нибудь группа говорит: «Мы хотим вместе делать музыку еще 20–30 лет».
ATN: (Шутливо) А вы не хотите?
Джонни: Я на самом деле не знаю, чем хочу заниматься. Музыка – это, конечно, хорошо, но на самом деле я ничего не планирую.
Том: Питер Бак, он сказал… в общем, мы сидели в баре, к нам подошли две девушки и попытались с нами подраться. Сначала полезли ко мне, сказали что-то такое… О… в общем, у нас был концерт в Ванкувере, я вышел на сцену и сказал: «Мы объехали весь мир, и вы – самая, блин, невежливая аудитория из всех, что у нас была» (смеется), и началась драка (смеется еще громче), и она попыталась наехать на меня из-за этого, но ничего не получилось. Потом она повернулась к Питеру Баку и сказала: «Ты парень из R.E.M.», и начала пихать его и все такое. Блин, все было очень странно! Мы просто стояли, и он сказал: «Знаешь, нужно воспитывать в себе здоровое чувство абсурда», а я решил, что это очень даже круто. А потом я сказал: «Ага, это все не будет значить ни хрена, когда ты умрешь». Он ответил: «Нет-нет, это не будет значить ничего задолго до того, как ты умрешь». И это мне запомнилось.
ATN: Так все-таки – что вы считаете высшей точкой для Radiohead?
Джонни: Я слышал, как одну из наших песен использовал канал BBC для трейлера Match of the Day.
