Дебютный альбом Pablo Honey был скучноват, но на нем все же была песня, которая сделала группу известной и едва не стала тем самым «убитым альбатросом», который их прикончил. Постскриптум к мрачному самоуничижению гранжа и его бездельникам-неудачникам, Creep была пугающим сеансом самобичевания, исполненная в самом извращенном стиле Йорка. «I’m a creep/I’m a weirdo, – страдал Томми-бой, – What the hell am I doing here?» А когда вы видели, как он это поет – изрыгая ярость, дрожа в конвульсиях, – эта ненависть к себе становилась токсичной. Курт Кобейн из затхлых коридоров провинциальных английских закрытых школ.
То, что Creep стала хитом не где-нибудь, а в Америке, было вдвойне иронично, особенно когда Radiohead стали там выступать на всяких фестивалях «современного рока» вроде Beach Party и Weenie Roast.
– Когда Creep стала невероятно популярной, Capitol Records решили максимально на ней нажиться, – рассказывал сопродюсер Pablo Honey Пол Колдери. – Они проводили конкурсы «I’m a creep» и давали рекламу с текстом, «Бивис и Баттхед говорят, что Radiohead не отстой».
Хотя переизданный сингл Creep осенью 1993 года добрался до топ-10 британского хит-парада, американский успех заставил британскую прессу отнестись к Radiohead с еще бо́льшим подозрением. А еще именно с него начались непростые отношения группы с Америкой. С одной стороны, как U2 и The Police до них, они были готовы старательно трудиться, чтобы взломать американский рынок, и для этого вписались на несколько гастролей разогревающей группой. С другой стороны, Том Йорк был совсем не рад тому, что от них ждали постоянного общения со всеми подряд.
Тяжелый вопрос – как интеллигентной группе сохранить свою репутацию, при этом пытаясь продать свой товар на самом крупном музыкальном рынке мира, – мучает и Radiohead, и Capitol Records даже сейчас, когда начинается рекламная кампания в поддержку Kid A.
– Bonsoir, tout le monde!
[38]
Первые же слова Йорка тут же располагают к нему насквозь промокшую и выжимающую свои футболки аудиторию Арле. (А Лиам Галлахер бы озаботился подобным жестом?) Через восемнадцать месяцев после того, как группа сказала «адью» в парижском «Берси», Radiohead снова превратилась в настоящую концертную группу, а не просто сборник слухов на сайтах. Начав с Talk Show Host, любимой песни фанатов, вышедшей на обратной стороне сингла, группа быстро дает понять, что не утратила форму. Синтезаторы Джонни Гринвуда вьются вокруг закольцованного грува барабанщика Фила Селуэя и резких фанк-роковых аккордов ритм-гитариста Эда O’Брайена, а Йорк взрывается: «You want me? – рыдает он в самой откровенной строчке из песни. – Fuckin’ well come and find me!»
[39]
Насладившись аплодисментами, группа переходит к Bones, песне с прорывного второго альбома The Bends. «Now I can’t climb the stairs, – завывает Йорк поверх бурных ритмов в стиле буги. – Pieces missing everywhere/Prozac painkillers…»
[40] Джонни Г. теперь играет на гитаре; он яростно дергает струны, извлекая из них визжащие, дрожащие ноты.
Мы чувствуем их всеми промокшими костями. Radiohead зажигает.
* * *
The Bends (1995) изменил все. Записанный в состоянии «полукризиса», когда неизбежные трудности, которые предстоят любой группе, которая хочет прожить достаточно долго, начали зашкаливать, альбом катком проехался по своим неопрятным бритпоповым конкурентам.
– The Bends был не английским и не американским альбомом, – говорил Пол Колдери, который сводил альбом после того, как Джон Лекки (Magazine, Stone Roses и др.) спродюсировал его. – Он вызвал ощущение «Мы нигде не живем, и нам нигде не рады».
Со звуковой точки зрения The Bends был намного богаче, чем Pablo Honey. То была арт-роковая группа, не боявшаяся демонстрировать музыкальное мастерство. Сам по себе разброс текстур был головокружительным, и его сопровождали и другие «симптомы» прогрессива: внезапные смены размера, струнные партии, написанные вундеркиндом Джонни, фрагментарные, иносказательные тексты об отчуждении и болезнях. Соедините Pink Floyd с Nirvana и Джеффом Бакли (который покорил Radiohead, когда они побывали на его концерте в Лондоне в апреле 1994 года), и получите и ангстовый рок (Just, The Bends, Black Star), и протяжные ламентации (High and Dry, Nice Dream, Fake Plastic Trees). Но прежде всего именно на этом альбоме Йорк нашел свой голос – голос, который внезапно перерос своих предтеч Боно и Яна Маккаллоха, меняясь от дрожащей мягкости до летящей напряженности, подкрепленный сверхчеловеческими легкими. «В [Radiohead] поет лучший лирический вокалист своего времени», – говорит Скотт Уокер, ради которого группа даже изменила гастрольный график, чтобы выступить этим летом на фестивале Meltdown в Лондоне.
Radiohead были не единственной британской группой, которая стремилась к чему-то большему, чем клевый инди-саунд – и The Verve, и Manic Street Preachers хотели сочинять мощную, экстатическую музыку, – но именно The Bends в наибольшей степени стал насмешкой над враждой Blur и Oasis, которая вспыхнула в бритпоп-тусовке в 1995 году.
– Бритпоп-движение нам не подходило, потому что в нем было слишком много сознательной иронии, – заметил Джонни Гринвуд. – В какой-то степени оно не предполагало… серьезного отношения к тому, что ты делаешь.
К концу года The Bends вывел Radiohead на мировую сцену и помог подружиться с их кумирами R.E.M. Когда Майкл Стайп взял Йорка под крыло и стал давать советы о том, как справиться с бременем славы, выглядело это так, словно старшая группа передает эстафету молодой. В 1996 году, к началу работы над OK Computer, Radiohead поняли, что вовсе не обязательно вести себя как рок-звезды.
– Думаю, с группой вот что произошло, – говорил тогда Джон Лекки журналисту Маку Рэндаллу. – У них была определенная паранойя из-за того, что они, вежливые трезвенники из Оксфорда, никогда не ввязываются ни в какие проблемы или скандалы, очень, так сказать, чистенькие, вообще не рок-н-ролльщики. Да, вот такие они, но тогда их это беспокоило – как можно делать карьеру в рок-н-ролле и не быть рок-н-ролльщиками? Им пришлось научиться быть собой и спокойно к этому относиться.
Работая над записью OK Computer, Radiohead превратились в некую сущность, отдельную от британской музыкальной сцены. В отличие от большинства групп, добившихся успеха в Великобритании, Radiohead не переехали в Лондон. Они остались в Оксфорде и его пригородах, где выросли, и работали на собственной репетиционной базе неподалеку от деревни Саттон-Кортни. Решив спродюсировать новый альбом самостоятельно, с помощью звукоинженера The Bends Найджела Годрича, Radiohead трудились над третьим опусом в более свободной и экспериментальной манере.
