Впрочем, для Джонни Гринвуда это все в новинку – у него все еще не укладывается в голове, что музыка Radiohead теперь расходится через массмедиа.
– Она звучит в трейлерах телешоу – от футбольных до документалок о «Конкорде», – изумляется он. – Так странно, что музыка просачивается через прессу, но при этом в других местах практически не звучит. Когда впервые слышишь свою музыку по радио, это очень странно, потому что она звучит из коробки, в которой ничего не двигается. Я до сих пор не справился с этим шоком. А в большинстве случаев люди даже не подозревают, что это Radiohead.
Radiohead, вышедшие на сцену сегодня, – конечный результат процесса деконструкции, который начался вскоре после кампании OK Computer. Когда квинтет снова собрался, чтобы записать следующий альбом в Париже и Копенгагене в начале 1999 года, он был группой слепцов, державших слона в разных местах. Йорк, благородный диктатор группы (однажды он сравнил Radiohead с ООН, а себя – с Америкой), казалось, пытался избегать мелодий, припевов, даже текстов. Под влиянием краут-рока и альбомов с лейбла Warp он избрал весьма радикальную стратегию – вплоть до того, что предложил музыкантам отказаться от их первоначальных инструментов. Гитарист Эд O’Брайен, с другой стороны, считал, что им нужно написать альбом прямолинейных трехминутных песенок. Джонни Гринвуд не соглашался ни с одним, ни с другим, покоренный композиторами вроде Оливье Мессиана – одного из пионера волн Мартено, инструмента, который широко использовался в новом саунде группы наряду с целой батареей черных ящиков и аналоговых синтезаторов, – и Чарльза Мингуса.
Джонни:
– Мингусом я заинтересовался, когда обнаружил пластинки биг-бендов, которые звучали совсем не так, как обычно у биг-бендов. Я внезапно услышал хаотичную, мрачную, по-настоящему злобную музыку. Но после этого нам пришлось нанять духовой оркестр и попытаться заставить ребят играть в подобном стиле, а мы с Томом пытались ими дирижировать, а жестов на самом деле не так много! Но они были потрясающими и очень молодыми.
* * *
Сеансы записи Kid A были напряженными – группа с трудом находила общие точки соприкосновения. Это чем-то напоминало травмы U2 после Achtung Baby или R.E.M. после Monster: музыканты в различных конфигурациях боролись друг с другом, пытаясь примирить мелодию с экспериментаторством.
– А еще здесь замешаны отношения между всеми участниками, – размышляет Колин. – Это словно кризис среднего возраста – люди начинают выяснять, нравится ли им еще друг с другом, готовы ли они идти на компромиссы, все такое прочее. Мы пытались найти другой способ делать то, что делаем обычно, чтобы у нас при этом не получился еще один OK Computer, потому что казалось, что нас пытаются назначить «следующими R.E.M.» или U2. Я ни в коем случае не хочу их оскорбить, я говорю лишь о том, как их воспринимают люди. Но еще мне кажется, что мы просто боялись отправлять новый альбом в магазины. Нам пришлось очень многое заново переоценить. Для нас это были первые студийные альбомы в прямом смысле слова, потому что раньше мы всегда записывали музыку, которую уже играли на концертах, будь то OK Computer или The Bends.
Когда Kid A вышел в октябре 2000 года, отказ от гитарных песенных структур был встречен непониманием со стороны не только критиков группы, но и многих коллег. Отзывы на альбом были сдержанно-положительными, но во многих случаях возникали подозрения, что рецензенты просто боялись признаться, что не поняли его. Оглядываясь назад, можно сказать, что Kid A оказался настолько же непонятым, насколько OK Computer – переоцененным. Собственно, даже особенно большим отступлением он не стал, если учитывать, что в промежутке группа выпустила расширенный EP Airbag/How Am I Driving?
– Это очень интересно, вот эта разрядка сложной ситуации, – говорит Колин. – Ник Хорнби написал в New Yorker, что считает нас ужасными, потому что мы типа предали доверие фанатов, которое заработали после The Bends, свою ностальгическую манеру сочинения. Но мне кажется, что альбом просто фантастический, а Amnesiac – своеобразное эхо того, что мы сделали с Kid A. Мы шли по тонкой черте – хотели сделать что-то по-настоящему креативное и в то же время отойти подальше от всего этого нонсенса в прессе. И мне кажется, что это нестандартная штука; оглядываясь назад, я хочу сказать, что Kid A был силен и сам по себе, это не просто попытка убежать от людей, которые хотели от нас еще одного OK Computer.
Я говорю Джонни, что немалая часть критики в адрес Kid A напоминала футбольные комментарии, что-то вроде «они не выпускают лучших игроков» или «они не используют свои сильные качества»: мелодии Тома и гитару Джонни.
– Мне кажется, что многие наши искренние поклонники услышали несколько новых групп, которые звучат похоже, – задумчиво отвечает он, – и подумали: «О, Radiohead сейчас покажут нам, как это делать правильно!» Они хотели, чтобы мы звучали как группы, которые подражают нам, только лучше!
– Это похоже на реакцию обиженного возлюбленного, – добавляет Колин. – В студии тоже были серьезные ссоры. Был конфликт между желанием сделать что-то действительно хорошее и желанием сделать что-то неожиданное. Вот основное напряжение. Приходится всегда иметь в виду, что пластинку ты выпускаешь не просто так, а для публики, а если читаешь газеты, то, очевидно, знаешь, чего именно от тебя хочет эта публика. А если это не нравится Тому, то начинается сильное напряжение, и это сказывается и на творческих результатах. Тебе кажется, словно инструмента, которых ты делаешь музыку, у тебя забрали, присвоили и обесценили.
Джонни:
– Помню, мы записали версию Motion Picture Soundtrack с бочкой и малым барабаном, и в ней просто не было магии, другая версия была намного лучше. Но штука тут вот в чем: мы поставили обе версии нашим менеджерам, и они сказали: «Да, она лучше, но вот продаваться будет хуже!» Конечно же, в альбом попала версия без барабанов. Но, что интересно, американская аудитория, над которой давно насмехаются за консерватизм, приняла Kid A и альбом-компаньон Amnesiac с распростертыми объятиями.
– Последние два альбома наибольшую поддержку получили в Америке, – говорит Колин. – А последние наши гастроли в Штатах, под открытым небом… мы всегда любим ссылаться на группы вроде Grateful Dead, выступления Phis, по-моему, еще Нила Янга – это такая атмосфера бродячего фестиваля под открытым небом, записи бутлегов. Сыграть под открытым небом в Чикаго, или в Сиэтле, или дважды в Либерти-парке, прямо рядом со Всемирным торговым центром, – большая честь; это было грандиозно. Для Америки мы значим совсем не то, что для всего остального мира. Можно по пути через Атлантику потерять половину багажа, приехать в Америку и все равно завоевать ее на своих условиях, а не на условиях английской прессы. И мы были этому очень рады.
Так что же ждет Radiohead дальше? Как всегда противоречивые, они выглядят свободными и оптимистичными в мире, к которому трудно применить хоть один из этих эпитетов. Предстоящий мини-альбом I Might Be Wrong покажет миру крепкие концертные аранжировки материала последних двух альбомов. Ну а после этого, говорит Колин, они снова будут устраивать премьеры новых песен вживую, прежде чем вернуться в студию.
