— Если нужна будет помощь, скажи…
Пока шли алкоголь из крови окончательно исчез, то ли испарился, то ли впитался без остатка, но только в каюту Марисы Эрик пришел трезвым, как стеклышко. И, наверное, поэтому, скорее расстроенным, чем воодушевленным. И еще, пожалуй, злым. Все повторялось вплоть до мелочей. Не он "начал" с ней, а она "склеила" его. Сама подошла, сама заговорила, сама обозначила "направление движения". И к себе пригласила тоже она. А когда придут, наверняка будет играться с ним, как те две девки на Фронтире, которые точно знали, чего хотят. И умели это желаемое взять. А что же он? Он что им всем мальчишка сопливый? Возможно, что и так. Не получилось у него как-то научиться обращению с женщинами. Негде, не с кем, недосуг… Но, с другой стороны, это ведь он герой прошедшего сражения, разве нет?
Нетипичные мысли для парня, идущего в гости к девушке, не скрывающей, к слову, своих нескромных намерений. Но что есть, то есть, и, наверное, будь на месте Эрика какой-нибудь другой парень его возраста, все бы случилось именно так, как он предположил, или, напротив, наговорил бы Марисе всяких глупостей, за которые потом стало бы стыдно, и ушел. Но Эрик в большинстве случаев не терял контроль, и думал он тоже быстро. Куда быстрее большинства людей, с которыми сводила его жизнь. И поэтому, едва войдя в каюту Марисы и прикрыв за собой дверь, он справился со своей слабостью, и решил, что сегодня поведет он. И не просто "сыграет настоящего мужчину", а будет мужчиной на самом деле и сделает все, как надо. Как видел в одном древнем фильме, где между мужчиной и женщиной была настоящая любовь, которая предполагает не только страсть, но и нежность. И Эрик был нежен и осторожен. Но при этом не стал ждать, пока Мариса сделает первый шаг. Она этих шагов уже сделала столько, что ему с ней век не расплатиться.
Эрик положил ей руки на бедра, благо стояла близко, и, легко приподняв, — так чтобы смотреть глаза в глаза — осторожно приблизил к себе. Мягко, медленно, позволяя самой решать, хочет она этого или нет. Она хотела, и тогда он поцеловал ее в губы. Прикосновение… Эрик удивился самому себе. Своему любопытству, своей сосредоточенности на том, что сейчас происходит между ним и Марисой. Ее губы оказались одновременно податливы и решительны, и не успел Эрик понять, что происходит, как, проскользнув между зубами, ее язык оказался у него во рту. Что ж, она была опытнее его, решительнее, старше, но он все равно не позволил Марисе "вести в этом танце". Его язык не отступал и не робел, он шел навстречу, ласкал и с благодарностью принимал ласки, но эта игра должна была состояться не на его, а на ее поле. Секунда, другая, и вот уже она уступила, поддавшись его мягкому, но требовательному напору, и отступила, впуская его в себя. И пусть речь шла пока всего лишь о поцелуе, но по ощущениям все обстояло куда сложнее. Он брал, она отдавалась. И как только определились эти роли, Эрик, наконец, преодолел свою нерешительность, и все остальное получилось у него куда лучше, чем он мог ожидать. Но, к сожалению, всему приходит конец, а хорошему — к тому же — слишком быстро.
Эрик после "первого захода" предположил, что это только начало, — тем более, что Мариса ничего прекращать, вроде бы, и не собиралась, — но у "высших сил" на него имелись другие планы. Ожил коммуникатор, обозначив вызов, как не терпящий отлагательств, и капитан-лейтенант Линдблат коротко сообщила, что они, то есть вся команда, срочно вылетают получать новый ракетоносец, сбор через час на пассажирской палубе второго дока. Быть одетым по форме, разумеется, и с личными вещами в руках.
— Вперед! — завершила сообщение командир и тяжело вздохнула "по ту сторону эфира". — Извини, Рик, но время пошло!
Пришлось прерывать приступ нежности, прощаться, одеваться, снова прощаться, чтобы потом бегом бежать, но все-таки успеть переодеться и собрать вещи. Тем не менее, как Эрик ни спешил, все равно опоздал и прошел на борт транспорта практически последним. А вскоре после этого отчалили, отошли от "Пакс Романа" на почтительное расстояние и начали разгон перед прыжком…
Потом был прыжок и еще два с относительно короткими перерывами, из чего Эрик сделал вывод, что транспорт идет по "наезженному" маршруту. Так все и оказалось. После седьмого перехода, вынырнули из подпространства в системе Теплой — еще одной солнцеподобной звезды. Здесь, вокруг планеты Рязань, обращалась одна из крупнейших внеатмосферных баз флота — станция "Эверест". Здесь же, поблизости, только на чуть более низкой орбите, вращались вокруг планеты стапели огромного кораблестроительного завода. Так что уместно и правильно. Где строят корабли, там их и принимают…
4. Двадцать пятое июня 2531 года, космическая станция "Эверест"
Несмотря на обещанное, никаких ракетоносцев для прибывших с "Пакс Романа" экипажей на "Эвересте" не оказалось. Здесь вообще не было готовых фрегатов. Несколько штук строились на верфях Куприянова, еще какое-то количество — на "Коломенском машиностроительном", находившемся на орбите самой большой из трех лун Рязани, отчего-то названной первыми поселенцами Слободой. Экипажи с Фронтира никто на Рязани не ждал, и разбирательство по поводу того, кто их сюда вызвал, зачем, и что с ними теперь делать, длилось несколько дней. Все это время Эрик, как и остальные члены экипажа, болтался без дела, остро сожалея, что из-за бардака, царящего в ВКС, сорвался такой многообещающий роман.
"Просто проклятие какое-то! — рассуждал он, бесцельно прогуливаясь по панорамной палубе. — Только что-то начинает проклевываться, так сразу или в шпионаже обвинят, или война начнется, или кто-нибудь перепутает приказ…"
Эрик гулял по "гостевой" палубе часами, любовался открывавшимися отсюда видами на голубовато-зеленую Рязань, пил чай с баранками и малиновым вареньем в маленькой кондитерской или просто сидел в кресле и дремал. Слава богу, кошмары его оставили, и он теперь мог спать, как все нормальные люди. Остальное время он делил между спортзалом, бассейном и симуляторами. На планету их не отпускали, никаких приказов им не спускали, и, вообще, создавалось впечатление, что про них попросту забыли. Но, как вскоре выяснилось, это было не так.
На пятый день их всех собрали в кают-компании, и перед ними выступил офицер флотской контрразведки. Он рекомендовал не распространяться о деталях произошедшего сражения — кто, что и чего, — не хвастаться своими победами и не восхвалять других. Чем были вызваны такого рода рекомендации, Эрик не понял, но как человек военный, принял к сведению. Не болтать, значит, не болтать. Однако на этом дело не закончилось. После контрразведчика появился контр-адмирал со свитой, и всем присутствующим — по списку — были "торжественно" вручены ордена и медали за "мужество", "героизм", "умелые действия", и все в том же роде. Эрик, к своему удивлению, был не только награжден "Военным орденом" 2-й степени, — что показалось ему несколько "слишком" — но и произведен в младшие лейтенанты. Так что он, как и некоторые другие офицеры, получил вместе с орденом новые погоны.
Это был настоящий сюрприз. В том, что его чем-нибудь наградят, Эрик не сомневался, но что бы так? Впрочем, осмысливать произошедшее и радоваться повышению в звании, Эрику пришлось в одиночестве. В тот же день вечером, он получил предписание "убыть на курсы переподготовки" в Эно
[35]. Назначение было вполне разумным, — ведь, по большому счету, Эрик все еще оставался недоучкой, — но кроме того это означало, что в свой экипаж он больше не вернется. Это было грустно и, возможно, даже несправедливо, но ему — что становилось в жизни Эрика буквально общим местом, — даже проститься со своим экипажем толком не дали. Оказалось, что его можно перебросить на Эно со случайной оказией: туда возвращался "почтарь" из флотской эстафеты. И, хотя условия на скутере были более, чем скромными, он должен был добраться до столичной планеты всего за пять дней. На деле получилось куда дольше, но, в конце концов, двадцать пятого июня Эрик оказался в орбитальном терминале космопорта Брабант-центральный.
