Вместе мы посмотрели множество прекрасных картин – полотна Тициана, Тинторетто и Беллини. Обри хорошо разбирался в искусстве и давал мне подробные пояснения. Так я познавала не только любовь, но и окружающий мир.
Так шли дни, похожие на странный волшебный сон. Завороженная той жизнью, что мы вели в Венеции, я начала думать, что теперь, после замужества всегда все так и будет.
Я была молода и невинна, а вокруг текла настоящая жизнь, которой я почти не понимала.
Однажды, проходя по набережной канала, мы увидели толпу и начали спрашивать, что произошло. Нам удалось выяснить, что утром из воды вытащили тело какого-то мужчины. Вскоре он предстал нашему взору. Широко открытые глаза будто застыли от ужаса, лицо, своим цветом, напоминало грязную простыню, а из раны, нанесенной ножом в спину, по одежде стекали ручейки крови.
Увиденный нами мертвец омрачил все утро. Обри попытался меня успокоить:
– Такие вещи случаются здесь сплошь и рядом. Итальянцы – горячий народ.
Но, несмотря на увещевания мужа, я знала, что никогда больше не смогу пройти по набережной, не вспомнив о несчастном убитом.
Такова была Венеция: темные мрачные переулки, где люди поджидают своих врагов – и вот уже блеснул нож… затем звук упавшего в воду тела, и все кончено; прекрасный залитый солнцем город с сахарными дворцами и поющими гондольерами; Дворец дожей и мост. Вздохов, рядом с которым стояли тюрьмы, где преступники подвергались изощренным пыткам.
Но ведь это мой медовый месяц! Прочь из головы мрачные мысли! Я замужем за человеком, которого очень люблю. Я счастлива!
Мне очень нравились маленькие магазинчики Венеции, и я могла часами находиться там, перебирая выставленные товары. Часто Обри оставался на площади в каком-нибудь кафе, где потягивал вино, пока я одну за другой обходила местные лавочки. Он смеялся над тем удовольствием, которое я при этом получала – его, разумеется, магазины не влекли с такой силой.
Мне очень нравились искусно сделанные браслеты и ожерелья из полудрагоценных камней, вышитые бисером ночные туфли и носовые платки, шелковые шарфы и фишю.
[3]
Я сказала Обри, что собираюсь привести домой подарки отцу, Амелии и Стивену.
– Целиком полагаюсь в этом на тебя, – ответил мне на это Обри. – Ты, как выясняется, любительница ходить по магазинам.
Мне действительно казалось очень заманчивым обойти решительно все венецианские лавочки в поисках того, что, по моим представлениям, доставит удовольствие нашим родным.
Дни летели быстро. Я вдруг с испугом осознала, что в нашем распоряжении осталась всего лишь одна неделя.
Однажды во время утренней прогулки мы, как обычно, пришли на площадь, где частенько сидели за чашкой кофе и грелись на жарком итальянском солнце. Это уже стало нашим привычным занятием. Как правило, мы устраивались за столиком под голубым полосатым тентом и оттуда наблюдали за прохожими и пролетавшими мимо голубями, ожидавшими, что люди бросят им какие-нибудь крошки.
Пока мы неторопясь пили кофе, в кафе зашли мужчина и женщина. Вначале они показались мне смутно знакомыми, а потом я окончательно узнала их.
Женщина остановилась.
– Да ведь это Обри! – воскликнула она. – И… мисс Плейделл.
Обри поднялся.
– Филлис? Вилли?..
Филлис и Вилли! Как мне помнилось, я раньше не слышала их имен, а знала этих людей как капитана Фрилинга и миссис Фрилинг.
Миссис Фрилинг без остановки затараторила:
– Кто бы мог подумать! Только вообразите – здесь, в Венеции… А что вы тут делаете?
– Проводим медовый месяц.
– О Вилли, ну разве это не чудесно! И мисс Плейделл… Простите, оговорилась – теперь ваше имя миссис Сент-Клер. Какой замечательный сюрприз!
– Вы тоже должны выпить кофе, – предложил Обри.
– С удовольствием выпью чего-нибудь.
За нашим столиком было два свободных места, и они сели рядом с нами.
Миссис Фрилинг изменилась. Глаза ввалились, она сильно исхудала, и выглядит гораздо старше, чем мне запомнилось. Ее мужа я видела редко и плохо помнила, как он выглядел раньше.
– А что вы здесь делаете? – поинтересовался Обри. – Наверное, отдыхаете?
– Дорогой мой, вся жизнь – это сплошной отдых.
– Очевидно, вы в отпуске, капитан Фрилинг, – предложила я.
Миссис Фрилинг наклонилась ко мне и положила свою руку на мою.
– Отныне никаких отпусков! Никаких обязанностей! Никакого полка! Мы наконец-то освободились от всего этого, правда, Вилли?
Казалось, капитан Фрилинг чувствует себя немного не в своей тарелке.
– Я оставил службу, – ответил он мне.
– Неужели?
Никаких дальнейших объяснений от него не последовало, и я поняла, что было бы бестактным настаивать.
– Мы теперь будем жить на родине, – начала тараторить миссис Фрилинг, – вместе с родственниками Вилли. Во всяком случае, до тех пор, пока не определимся, что делать дальше. И потом, это так хорошо для детей! А сейчас мы отдыхаем, потом поедем в Англию. Не так ли, Вилли, дорогой?
– Вы, наверное, прекрасно проводите время, – поддержал беседу Обри. – Как давно в Венеции.
– Три дня.
– А, совсем недавно. Вот почему мы до сих пор с вами не встречались. Но Венеция не так уж велика, и надолго спрятаться здесь невозможно.
– Я чрезвычайно рада, что мы встретились. Подумай только, Вилли, как было бы досадно, если бы мы так и не столкнулись! И вдруг, можно сказать, в мгновение ока… А через три дня мы уезжаем.
– А мы – в конце недели, – сказал Обри.
– Я могла бы оставаться здесь месяцами, – продолжала миссис Фрилинг.
Она с улыбкой обернулась ко мне.
– Да и вы, наверное, тоже. А как вы находите жизнь на родине? Впрочем, это праздный вопрос – наверняка она доставляет вам наслаждение.
– Вы, должно быть, скучаете по Индии? – спросила я.
– Ни капельки! – запротестовала миссис Фрилинг. – Счастлива, что, наконец, вырвалась оттуда. Иногда по ночам меня там мучили кошмары. И потом эти местные… У них часто такой зловещий вид. Никогда не знаешь, что у них на уме и что они могут сделать через минуту.
– А какова судьба няни ваших детей?
– Айи? Ну да, она ведь, кажется, была когда-то вашей няней? Она поступила на службу в другое семейство – по-моему, к Леймон-Джоунзам. Дети были от нее в восторге. Когда они прощались с ней, устроили настоящую сцену.
– Она действительно очень хорошая няня, – с чувством произнесла я.
