Большую часть дня Обри проводил вне Минстера, и я видела его очень мало. У меня вошло в привычку рано ложиться спать, потому что к концу дня я очень уставала. Обычно к тому времени, когда Обри приходил в спальню, я уже давно спала.
Вернулась Амелия, гостившая у наших кузенов Сент-Клеров. Она выглядела значительно лучше, чем до отъезда.
– Они были так добры ко мне, – рассказывала она. – В былые времена Джек и Дороти часто приезжали к нам, и Стивен бывал очень этому рад.
Через несколько дней она сказала:
– Сусанна, я подумываю о том, чтобы переехать отсюда. После всего, что случилось, в Минстере мне теперь не место.
– Дорогая Амелия, но ведь это твой дом! Почему ты говоришь такие странные вещи?
– Нет, он стал моим домом только после того, как я вышла замуж за Стивена. Сейчас он мертв, а в доме появились новые хозяин и хозяйка. Именно это я и имею в виду.
– Ну, нет, – сказала я твердо. – Это твой дом, и он останется таковым до тех пор, пока ты сама этого захочешь.
– Я знаю, что ты говоришь искренне. Когда я уеду, мне будет очень тебя не хватать. Мы ведь подружились с самого начала, не так ли? Просто мне кажется, я еще могу быть счастливой… вдали отсюда. Здесь меня окружает слишком много воспоминаний. Стивен, дети, которых я потеряла, так и не родив… Я думаю, мне стоит попытаться начать все сначала.
– Но куда же ты намереваешься ехать?
– Я как раз собиралась рассказать тебе об этом. В Сомерсете, неподалеку от обиталища Джека и Дороти, есть маленький коттедж. Я уже видела его. Дама, которой он принадлежит, через несколько месяцев переезжает к своему сыну и его жене. Это где-то на севере. Коттедж же она хочет продать. В общем, Сусанна, я предложила ей купить его.
– Ах, Амелия, если бы ты знала, как мне будет тебя не хватать!
– Ты сможешь приезжать и гостить у меня. Ты и твой малыш…
Меня внезапно охватила глубокая тоска. До этого момента я не отдавали себе отчета в том, насколько дорога мне стала Амелия и как я ждала ее возвращения от родственников.
– Но Сусанна, дорогая! Я и не думала, что ты будешь так расстроена.
– Я считала тебя своим другом.
– А я и есть твой друг и всегда им останусь. Это ведь не так уж далеко. Мы станем писать друг другу и ездить в гости. Глядя на тебя, можно подумать, что собираюсь на край света!
– Но мне нравилось, что ты всегда здесь, рядом со мной, в этом доме…
Она улыбнулась.
– Я останусь здесь до того, как родится малыш, – пообещала она мне. – Обещаю тебе.
– Ты будешь крестной матерью, договорились? Она кивнула. Мне показалось, что она слишком взволнована, чтобы говорить.
Дни текли своим чередом, тихо и безмятежно. Первые три месяца были, по моему мнению, самыми неприятными. Я часто чувствовала тошноту и иногда проводила целые дни в своей спальне.
Обри вел собственную жизнь, и я видела его очень редко, что было мне вполне по душе. Я подозревала, что, на его взгляд, болезнь была чем-то неприличным, и радовалась, что он редко видит меня. Я всеми силами старалась гнать от себя мысли о странной связи между моим мужем и Фрилингами – мне казалось, что такие тревожные думы могут повредить ребенку.
Зато со мной постоянно находилась Амелия. Мы вместе шили, иногда выходили ненадолго в сад. При этом она неизменно заботилась о том, чтобы я не переутомлялась. Ее поведение было воистину благородным: она так радовалась тому, что я скоро стану матерью, а ведь сама совсем недавно испытала столь горькое разочарование. К Рождеству я стала очень грузной и легко уставала. Амелия постаралась устроить в доме праздник, который из-за траура по Стивену мог быть только очень скромным. Однако обитатели такого старинного поместья, как Минстер, безусловно, имели определенные обязательства перед соседями. Прием приглашенных гостей был для меня полезным опытом – я получила возможность наблюдать за тем, как готовятся и проводятся подобные вечера. В то же время мое состояние служило отличным предлогом для того, чтобы принимать не слишком активное участие в приготовлениях и быть с гостями не слишком долго.
После Рождества Амелия опять уехала в Сомерсет… Как я скучала без нее!
Я придумывала разные причины, которые могут помешать ей купить приглянувшийся коттедж. В то же время я прекрасно понимала, что надеяться на это – значит думать только о себе и совсем не думать об Амелии: ведь я знала, как ей хочется уехать из Минстера и начать новую собственную жизнь.
Вопреки моим надеждам, все шло по намеченному Амелией плану – теперешняя владелица дома готовилась к отъезду, а в мае следующего года моя подруга надеялась переехать в коттедж.
В разговорах со мной Обри высказывал мысль о том, что все это к лучшему. Он знал, что мы с Амелией очень подружились, но, по его мнению, две хозяйки в доме – это ни к чему хорошему не приведет. Сейчас я не придаю этому значения из-за своего состояния, говорил мне муж. – Но вот посмотришь – через некоторое время начнутся мелкие ссоры и размолвки. Каждая будет считать себя хозяйкой в Минстере. Уж мне ли не знать женщин! – заключил он со смехом.
– Да нет, ничего подобного не случится, – возражала я ему. – Если ты действительно считаешь, что мы с Амелией способны поссориться, значит, ты не знаешь ни ее, ни меня.
– Тебя я знаю отлично, моя любовь! – с улыбкой парировал Обри.
При этих словах меня пронзила мысль – а насколько хорошо я знаю тебя, Обри?
Долгожданное время приближалось.
Наступил март. Как всегда, он ворвался подобно льву и ушел, как ягненок. Апреля – месяца дождей и цветов – я ждала с особым нетерпением. Именно тогда мне суждено было дать жизнь моему ребенку.
Как-то Обри сказал мне:
– Я собираюсь послать за няней Бенсон.
– Это что, твоя старая няня?
– Да.
– Но она, должно быть, уже очень старая.
– Конечно, старая, но не слишком.
– Я думаю, мы могли бы подобрать кого-нибудь помоложе.
– Ни в коем случае! Небеса разверзнутся, если младенца, родившегося в Минстере, вырастит не няня Бенсон!
– Ну что ж, тогда я должна взглянуть на нее. Обри рассмеялся.
– Ты не только посмотришь на нее, моя дорогая, но и примешь ее в услужение. Она вырастила и Стивена, и меня, и всегда говорила, что вынянчит и наших детей, когда они появятся.
– А сколько ей было лет, когда она была твоей няней?
– Немного. Кажется, ей исполнилось тридцать пять, когда она ушла от нас.
– Значит, сейчас ей по меньшей мере шестьдесят.
– Возможно. Но она вечно молода!
– А как давно ты видел ее в последний раз?
– Около года тому назад. Она иногда заходила навестить нас. Няню очень опечалила болезнь Стивена, хотя, по-моему, я, а не он всегда был ее любимцем.
