– Увы, даже если бы я что-то знал.
– Что ж… Спасибо за сотрудничество.
Демарко рассчитывал, что центр производил все стандартные анализы абортированных эмбрионов. И в таком случае тип крови мог совпасть с таковым Хьюстона. Конечно, это не гарантировало отцовство Хьюстона. Но Демарко действовал, как подсказывало ему чутье. Он должен был это проверить. А теперь у него осталась лишь неподкрепленная ничем уверенность в том, что хьюстоновская фраза «другой мужчина» не имела никакого отношения к роману, который он писал. Она свидетельствовала об уверенности Хьюстона в том, что он не был отцом того ребенка. А такая уверенность могла быть у него только в двух случаях: если у Томаса Хьюстона никогда не было секса с Бонни, либо он был уже не способен производить детей.
«А кто может знать о бесплодии Хьюстона? – задумался Демарко. – Кто-то из родни». Сержант сгреб дело Хьюстона с угла стола, положил его на промокательную бумагу и начал листать страницы. Наконец сержант отыскал домашний телефон О’Пэтченов. Он очень надеялся, что трубку возьмет Розмари. И так и вышло.
– Вы, случайно, не знаете, – поинтересовался у нее Демарко после приветствия, – не делал ли ваш зять вазэктомию?
– Какое это теперь имеет значение? – переспросила Розмари таким же безжизненным голосом, каким ответила на звонок.
Демарко обуздал свое нетерпение и постарался подстроиться под настроение Розмари. Она пережила удар, от которого уже никогда не сможет оправиться. По одной этой причине она заслуживала чуткости и деликатности.
– Скажите, Розмари, ведь глубоко внутри, в вашем сердце, вы не верите, что Томас Хьюстон мог причинить такое зло вашей семье?
– Эд говорит, что я должна принять это. Что нужно видеть вещи такими, какие они есть. Но у меня в голове это не укладывается.
– Что ж, я сейчас разрабатываю версию, которая, возможно, подтвердит вашу правоту.
– Вы? И что это за версия? Вы мне можете рассказать?
– Не сейчас. Извините. Но я обязательно расскажу вам все, когда смогу. Обещаю. Так что там насчет вазэктомии?
– С самого начала они оба хотели мальчика и девочку. И все получилось точно, как они планировали. Сначала на свет родился Томас-младший, а потом – Алисса.
– Но через десять лет на свет появился третий ребенок…
– Уже после рождения Алиссы Томас собирался сделать вазэктомию. Но Клэр принимала противозачаточные…
– То есть ваш зять не делал этой операции?
– Они передумали. Когда Алисса пошла в школу, так я думаю.
– Передумали насчет чего?
– Насчет того, чтобы ограничиться двумя детьми.
– А-а… И что?
– Думаю, они ждали до седьмого месяца. Седьмого или восьмого, не уверена. Они хотели убедиться, что малыш развивается нормально и все будет в порядке. И только тогда он ее сделал.
– Вы хотите сказать мне, что Томас все-таки сделал вазэктомию?
– В ту ночь они устроили пикник с шашлыками. Томас раскис, напился и все норовил приготовить для нас стейки. А Эд его безжалостно поддразнивал.
Голос Розмари теперь сильно дрожал и с каждым словом становился все более слабым и хриплым.
– Спасибо вам, – сказал ей Демарко. – Именно это я и хотел узнать.
– Да?
– Да. Извините, что мне пришлось побеспокоить вас. Я знаю, как вам сейчас тяжело.
– Вы знаете? – переспросила Розмари. – Откуда вам это знать?
– Я потерял своего сына, еще совсем малыша. Его тоже звали Райан. Райан Демарко-младший.
– О господи ты боже мой! – выдохнула Розмари.
– Так что я имею представление о том, что вы сейчас переживаете.
– Это так ужасно! А как это случилось?
– Автомобильная авария.
– О, нет!
– Малыш сидел в своем детском сиденье. Все были пристегнуты. И все равно.
– Господи, Райан! А ваша жена? Она пострадала?
– Физически нет. Но она оставила меня вскоре после аварии.
– Это уже слишком, – выдавила Розмари, уже рыдая. Даже на другом конце провода Демарко чувствовал, как содрогаются ее плечи, ощущал гнетущую, черную боль в ее груди. Левый глаз сержанта дернулся и начал слезиться; он вытер его пальцем и произнес:
– Извините меня, Розмари. Я не желал усугублять ваше горе. Я только хотел, чтобы вы знали… Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Действительно понимаю.
– И боль не покидает вас? – спросила Розмари. – Эд твердит, что время все залечит, но я не верю в это. Мы ведь будем терзаться теперь до конца своих дней, так ведь, Райан?
«Что мне ответить ей?» – задумался Демарко. Он попытался найти верные слова, но так и не смог сказать ничего в утешение. В его опустошенном уме не осталось никаких спасительных мыслей – одна только горькая правда.
– Боюсь, что так, – пробормотал сквозь зубы сержант.
* * *
«Так, и что же тебе известно?» – задался вопросом Демарко уже в своем кабинете.
И, взяв в руку черный маркер, встал перед белой доской. Под именем Бонни сержант дописал «аборт». Под именем Хьюстона – «вазэктомия». «Итак, – начал рассуждать сам с собою Демарко, – Томас свозил Бонни в Кливленд на аборт. По всей вероятности, он же его и оплатил. Но ребенок был не от него. И Хьюстон знал, что это не его ребенок. Так за каким хреном он это сделал?»
Сержант написал на доске «другой мужчина» и дважды подчеркнул эти слова.
Он все еще смотрел на белую доску, когда в дверях кабинета возник патрульный Морган.
– Неужто ты принес то, что мне нужно, – встретил его сержант, вырывая из рук патрульного пачку распечаток. На каждой странице было по фотокопии водительских прав. Семи человек, чьи машины стояли на парковке у клуба «Уисперс» минувшей ночью. Один автомобиль был зарегистрирован на Бонни, три машины принадлежали танцовщицам, и еще четыре – мужчинам, не имевшим ни малейшего сходства с вышибалой Тексом.
– Это все? – спросил Демарко. – Все автомобили?
– Да, кроме вашего и моего.
– А эти четверо парней?
– Ни у кого никаких приводов. Я уточнял у Кармайкла, и он подтвердил, что в клубе вместе с нами в ту ночь было четверо посетителей.
Демарко ткнул бумагами в грудь Моргана:
– Я сказал тебе добыть то, что мне нужно. А это, черт возьми, совсем не то.
Патрульный остался невозмутим.
– Что мне еще нужно сделать?
– Иди к себе и дай мне подумать.
Морган повернулся к двери.
– Погоди минутку, – окликнул его Демарко. – Возьми машину и подъезжай за мной к главному входу.
– Патрульную машину?
