– Там жила и цвела та, что звалась всегда, называлася Аннабель-Ли…
– Прости меня, Томас, – сказал Демарко. – Я не помню дальше. Но очень хотел бы…
* * *
Хьюстон не пошевелился.
– Райан Демарко, – выдавил он.
– Я ищу вас целую неделю, мой друг.
Хьюстон ничего не ответил. Демарко не видел его лица, но всеми клеточками своего тела ощущал надломленность этого человека и боль от осознания того, что сломанное уже никогда не станет целым. Сержант явственно различал в воздухе запах страха, скорби, горя и отчаяния. Ощущал холод темноты и одиночество камней на потрепанном берегу внизу. И внезапно на него опять накатила усталость. Ему резко расхотелось что-либо делать. Он опустился на краешек площадки и прислонился к стене:
– Знаешь, Томас, я чертовски устал.
Прошло время, прежде чем Хьюстон снова заговорил. Его голос звучал приглушенно, как будто доносился до сержанта из другой комнаты – шепот, проникающий сквозь тонкие стены.
– Я пришел сюда, чтобы спрыгнуть вниз, – признался он.
– Я знаю это, – ответил Демарко.
– Мы как-то приходили сюда с Клэр и детьми. Давно-давно. Еще до рождения Дэви. Томми тогда было лет шесть. И я все время держал на руках Алиссу – она не давала мне опустить ее наземь.
– У вас, должно быть, осталось много приятных воспоминаний. Я вам завидую, Томас.
Демарко захотелось встать рядом с Хьюстоном у поручня. Увидеть огни за озером. Заглянуть за темный горизонт.
– Как вы добрались сюда, Томас? Путь неблизкий.
Хьюстон опять ничего не ответил, и, выждав немного, Демарко сказал себе: «Сейчас самое время попробовать. Ты должен попытаться приблизиться к нему раньше, чем он перемахнет через поручень». Но не успел он сдвинуться с места, как Хьюстон заговорил. И Демарко решил остаться пока там, где стоял.
– И любовью дыша, были оба детьми в королевстве приморской земли. Но любили мы больше, чем любят в любви…
– Вы и ваша Аннабель-Ли, – закончил Демарко.
Прошло еще несколько секунд, и Хьюстон вздохнул:
– Такие они, эти писатели…
– Какие, Томас?
– Романтики…
– Не уверен, что верно понимаю, что именно вы подразумеваете под этими словами.
– Нам нравится страдать… До тех пор, пока эти страдания не становятся невыносимыми.
Демарко задумался над этими словами. Он сидел теперь неподвижно, притулив голову к округлой стене и борясь с желанием прикрыть глаза. Его веки были тяжелыми от изнурения, а левый глаз обильно слезился от зябкого воздуха. Струйка влаги, стекавшая по его щеке, приятно холодила кожу, но колючая песчинка в уголке глаза пульсировала и жалила его синхронно со стуком сердца. Но ему нравилось ощущать это все – и холодок, и жалящее покалывание в глазу, и даже свою усталость, сидя недвижно на воздухе в темноте, без своего обычного бокала в руке. Демарко не понимал, что он испытывает к Хьюстону в этот момент – какие именно эмоции по отношению к другому человеку. И ему было интересно, как долго придется просидеть без движения в темноте, пока он сможет это понять.
Прошло еще немного времени, и Демарко вдруг вспомнил о Нейтане и Дэнни, сидящих возле своих телефонов и ожидающих звонка от Томаса. И подумал о звонках, которых ждал он сам. Достав потихоньку из кармана мобильник и придерживая его под верхней ступенькой, чтобы свет экрана не испугал Хьюстона, сержант включил телефон и увидел, что его ожидают два голосовых сообщения. Нажав кнопку «Выбрать», он приложил мобильник к уху.
Первое сообщение было от сержанта из участка Эри. Его ребята обыскали «Уисперс», но не нашли ничего, что могло бы помочь Демарко разыскать Бонни. Верхний этаж клуба оказался еще не обустроенным чердачным пространством, в котором не было ничего, кроме набитой окурками пепельницы, картонной коробки, заполненной доверху пустыми пивными бутылками и обертками от фастфуда, и обитого искусственной кожей вращающегося стула, стоявшего между двумя односторонними зеркалами, одно из которых смотрело в бар, а другое – в зал со сценой. «Это типичный закуток охранника, – сказал сержант. – Экономия на всем. Как бы там ни было, мы забрали с собой все бутылки, окурки и прочие предметы. Загляни ко мне, когда сможешь; мне нужно знать, нужно ли посылать что в лабораторию или нет».
Второе голосовое сообщение оставил патрульный Морган. Из лаборатории пришли заключения по отпечаткам пальцев на бутылках в доме Бонни. И одни из них совпали с отпечатками в базе дактилоскопических данных; принадлежали они человеку по имени Инман, и это имя было Демарко знакомо. Морган хотел знать, нужно ли давать ориентировку и объявлять этого Инмана в розыск как «подозреваемого». Демарко послал Моргану короткую эсэмэску: «В розыск немедленно».
Потом тихо положил телефон на ступеньку, экраном вниз. И медленно выдохнул.
– Томас, – окликнул он Хьюстона. И сам удивился тому, как ровно и спокойно прозвучал его голос. – Вы не расскажете мне, что же случилось той страшной ночью?
Глава 51
После ужина Томас и Клэр прибрались в столовой и на кухне, включили посудомоечную машину и под ее жужжание достали «Монопольку». И все члены семьи, кроме малыша Райана, усевшись вокруг игры, начали по очереди кидать кости, соревнуясь за право выбрать для вечернего просмотра фильм. Выигравшая Алисса выбрала «Однажды в жизни». Но в семействе Хьюстонов были свои правила игры в «Монопольку». И сообразно с ними Томас-младший наложил вето на этот фильм. Тогда Алисса назвала «Принцессу-невесту». И этот выбор не вызвал возражений ни у кого. В «Принцессе-невесте» было все: поединки и погони для Томаса-младшего, романтика для Алиссы, смесь глупого и тонкого юмора для взрослых. Просматривая фильм, они продолжали играть в «Монопольку», но игра теперь часто прерывалась возгласами и просьбами: «Погодите минутку. Я хочу посмотреть эту сцену».
На протяжении всего вечера маленький Дэви перемещался с одних коленей на другие. Потом недолго поразвлекался в одиночку со своим «Скотным двором» и наконец заснул, свернувшись калачиком, на руках Томаса-младшего.
А Томас-старший наблюдал и ловил любое движение, слово и смех домочадцев, остро воспринимая каждое мгновение их типичного семейного субботнего вечера. Потому что сознавал их преходящность и скоротечность. Хьюстон прекрасно понимал: пройдет совсем немного времени, и Томас-младший уже будет проводить свои субботние вечера не дома, а в других местах – сначала в кругу своих приятелей, потом вместе с какой-нибудь девушкой. Вскоре его примеру последует и Алисса. И тихий вечер дома взрослые будут коротать только с подрастающим Дэвидом. А потом и вовсе вдвоем.
Улегшись где-то после полуночи в постель с Клэр, положившей голову ему на грудь, Хьюстон вдыхал аромат шампуня с манго, которым пахли ее еще влажные волосы, и рассуждал о боли, которую вызывает в нем осознание этой преходящности. И Клэр, как всегда, успокаивала его: «Все изменяется, малыш. Но мы всегда останемся семьей. И когда-нибудь наш дом наполнится гомоном внуков». А потом, когда Хьюстон справился с накатившей тоской, Клэр попросила: «Малыш, займись со мной снова любовью. Мне никогда не бывает тебя довольно. Я хочу наслаждаться тобой вновь и вновь».
