Наступило время сбора урожая, и в сад семьи Сакита потянулись покупатели. Суги тоже работал по воскресеньям, за исключением экзаменационных периодов. За час работы им платили даже меньше, чем в небольшом супермаркете, однако к выпускным экзаменам Суги смог накопить около двадцати тысяч иен.
Когда начнутся каникулы, можно будет работать каждый день. Если хорошенько потрудиться в июле, то Мияваки накопит к августу приличную сумму – хватит и на поездку, и на личные расходы, подсчитывал Суги.
– Сю-тян, а ты на что хочешь потратить деньги?
– Пока не думал, – ответил Суги, но это была ложь. – Хочешь, сходим в кино? – предложил Суги как бы между прочим, словно эта идея только что пришла ему в голову.
– Ты платишь? – Как он и ожидал, Тикако не почуяла подвоха и заглотила наживку.
– Ну конечно, это ведь ты сосватала мне работу.
– Ура! Может, еще и угостишь чем-нибудь?
– Хорошо, хорошо, ну конечно, – слегка улыбнулся Суги, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать от счастья.
– Супер! А ты не шутишь? Смотри не передумай потом!
Тикако радовалась, как ребенок, что Суги оплатит счет, – было очевидно, что она даже не рассматривала это как свидание. Но Суги было достаточно и этого – во всяком случае, на данном этапе.
К чему торопить события.
В начале последней недели июля Сатору не явился утром на работу.
Это было так не похоже на него, Сатору всегда отличался пунктуальностью, к тому же он никого не предупредил. Что у него стряслось? – гадал Суги.
Сатору появился только через час.
– Прошу извинить меня за опоздание, виноват, – обратился он к родителям Тикако.
– Ничего страшного, – ответили ему, но он словно не слышал.
Во время обеда всех троих пригласили в дом. Сатору был мертвенно-бледен, еще бледнее, чем утром, и молчалив. На вопрос, что случилось, не ответил.
– Что-то с котом? – догадалась Тикако.
У Сатору задрожали губы. Он потупился, изо всех сил стараясь держаться, но слезы хлынули градом.
– Его задавила машина, – дрогнувшим голосом сказал он и умолк. Видимо, ему сообщили об этом сегодня утром.
– Ты ведь очень любил его, да? – удрученно спросила Тикако.
– Он был частью моей семьи, – хрипло прошептал Сатору.
«Если он так любил своего кота, тогда зачем отдал его чужим людям? Не нужно было с ним расставаться», – подумал Суги без особого сострадания. Возможно, потому, что его терзала болезненная ревность: уж больно дружно эти двое, Сатору с Тикако, любили котов.
– Он жил у нас в доме, пока не погибли родители… – добавил Сатору, и Суги пронзило острое чувство вины. Зря он так скверно подумал о друге.
– …и ты хотел навестить его, – закончила за Сатору Тикако.
«Какая же она чуткая и добрая, – подумал Суги. – А я – я совсем другой… ну почему я такой подлый? Как хочется, чтобы Тикако никогда не стыдилась меня…»
Он не знал, что у Сатору умерли родители. Если бы знал, то не стал бы осуждать приятеля. Но все равно ему никогда не стать таким, как Тикако, – любящим и всепонимающим.
Помявшись, Суги все же решил сказать хоть что-то.
– Что думаешь делать? Будешь работать дальше? – спросил он у Сатору.
Тикако сделала «страшное» лицо: ты что несешь?! В такой момент!
Но даже сейчас Суги не мог заставить себя пожалеть Сатору.
– Какой теперь смысл ехать в Кокуру? – Сатору шмыгнул носом и вымученно улыбнулся.
– Ты непременно должен поехать. Заработай недостающую сумму и поезжай попрощаться с ним.
Сатору удивленно моргнул.
– Тебе нужно оплакать погибшего кота по всем правилам. Без этого ты не сможешь отпустить прошлое. Нельзя сидеть и страдать из-за того, что не успел повидаться. Поезжай – и поплачь там о нем. Расскажи ему, как ты скорбишь, что не успел и как хотел приехать. Пока не сделаешь это, твой кот не упокоится с миром.
Суги понимал, какой бурный отклик в душе Сатору вызвали слова Тикако. Даже у него, такого толстокожего, черствого человека, защипало глаза.
После этого случая Сатору приходил на работу с улыбкой и ни разу не обмолвился о своих переживаниях. В трудах и хлопотах время летело быстро, Сатору отработал до середины августа и уехал в Кокуру перед самым концом летних каникул. Вернулся он совершенно другим человеком, словно в нем наконец прорвался изводивший его гнойник.
Сатору привез подарки обоим – и Суги, и Тикако.
Суги он купил, как тот и заказывал, местный рамэн, которым славилась Хаката, а Тикако – упаковку матирующей бумаги и маленькое ручное зеркальце, которые приобрел почему-то в Киото.
– Вау! Это же бумага от «Ёдзия»!
Похоже, брэнд был действительно знаменитый, потому что Тикако зашлась от восторга. Но тут ее окликнула подруга, и Тикако, бросив на бегу: «Спасибо!» – стремительно исчезла.
– Ты и в Киото заехал? – поинтересовался Суги.
Сатору кивнул:
– У нас была школьная экскурсия в Киото, когда я еще учился в начальной школе… Во время поездки погибли в автокатастрофе мои родители.
Выходит, Сатору специально заехал в Киото… и на то была причина куда более веская, нежели подарки для Суги и Тикако.
– Мама тогда попросила купить ей в Киото матирующую бумагу от «Ёдзия». Я искал, но так и не нашел ее. Мой друг купил ее для меня тогда же, но это не то… я не сам ее купил.
– А зеркальце?
– Ну а зеркальце… мне просто захотелось купить его для Тикако.
Слушать все это было нестерпимо больно.
Вообще-то, этот рассказ предназначался для ушей Тикако. Но Суги не желал, чтобы она услышала.
Суги уже начинал жалеть, что судьба свела его с Сатору в тот день, когда ши-тцу свалился в канаву. Лучше бы кто-то другой помог ему вытащить пса.
Суги не стал пересказывать Тикако новости про Киото. Он успокоил свою нечистую совесть не слишком убедительным доводом – мол, если бы Сатору очень хотел, то и сам рассказал бы Тикако.
Теперь Суги жил в постоянной тревоге – ему казалось, что он теряет свое единственное преимущество. Преимущество знакомства с Тикако с младенческих лет.
Она всегда звала Сатору по фамилии – Мияваки, а к Суги обращалась как в детстве – Сю-тян. Но очень скоро он понял, что теперь это не имеет существенного значения. Знай Тикако о чувствах Сатору, она наверняка воспылала бы ответной симпатией.
Тикако такая живая и нежная. Добрая. Он, Суги, из кожи вон лезет, чтобы не потерять лицо и быть достойным Тикако, а Сатору и стараться не надо.
А еще этот ужас, который Сатору пережил в детстве.
