Их отношениям не хватало того, что японцы называют словом «скинсип». «У меня не было близких отношений с матерью, как у Сацуки. Я был слишком застенчив, и мать тоже. Когда я приходил к ней в больницу, я не мог даже обнять ее»
[62]. Такое отсутствие выраженной близости, вероятно, связано с традиционной культурой, в которой воспитывалась Ёсико. Она родилась в 1910 году, а затем уехала из родной провинции, красивейшей горной префектуры Яманаси, чтобы попытать счастья в Токио, как многие молодые люди в начале двадцатого века. Она изучала дизайн одежды и помогала подруге в кафе, где познакомилась с Кацудзи.
Миядзаки резко не соглашался с политическими взглядами матери, и они часто активно дискутировали на эту тему. Миядзаки уже в юном возрасте склонялся к левым взглядам, а мать придерживалась консерватизма. Она запоем читала «Бунгэй Сунью», аналитический новостной журнал, который в те времена был нацелен на элитную мужскую аудиторию. Арата описывает мать как «чересчур заботливую, волевую, добрую к людям, строго воспитанную и «хадэ» – это слово можно перевести как «шумный», а еще «кричащий» и «яркий», – особенно в своей любви к обуви, которой у Ёсико было очень много
[63]. Кинокритики и члены семьи единогласны во мнении, что Дола, сильная властная женщина (и волевая, и надоедливая, и шумная), которая руководит семьей воздушных пиратов в фильме «Небесный замок Лапута», напоминает Ёсико. Это доброжелательный, хотя и довольно откровенный портрет женщины, которая вдохновляет и организует своих довольно беспомощных и бестолковых бородатых сыновей. Однако рыжеволосая полнотелая Дола внешне очень далека от Ёсико – на единственной найденной мной фотографии она кажется миниатюрной и нежной.
Сейчас рассказывать о многочисленных сильных женских персонажах Миядзаки – уже практически клише, но часто такое обсуждение более характерно для образов сёдзё, или юных девушек.
Возможно, образцом женственности для этих сёдзё послужила Ёсико, но кроме этого они обязаны своим появлением и любимой героине Миядзаки из анимационного фильма «Легенда о Белой Змее» по имени Бай Нян.
Стойкость, интеллектуальное любопытство и жизнерадостный дух таких героинь, как Навсикая, Кики и Сита из «Лапуты», несомненно, происходят из образа матери режиссера.
Еще более необычным и привлекательным аспектом работы Миядзаки является большое количество сильных взрослых женских персонажей. Мой любимый момент за наши три встречи с Миядзаки произошел при первом знакомстве, когда я только посмотрела «Принцессу Мононоке» и прочитала несколько критических замечаний. Когда я предположила, что госпожа Эбоси в фильме изображена скорее негативно, Миядзаки, похоже, искренне удивился и заявил: «Эбоси – мой любимый персонаж во всём фильме!» И самые юные (Мэй и Поньо), и самые старые (Софи в «Ходячем замке» или женщины в доме престарелых в «Поньо») героини всегда очень яркие, страстные, любознательные, и, что важно, они трехмерны, в отличие от большинства женских персонажей в анимации и даже в игровом кино.
Глубокая связь Миядзаки с матерью подтверждается этими замечательными женщинами и многочисленными анекдотами из истории семьи. И мать, и сын искренне интересовались окружающим миром. Арата вспоминает, как похожи они были по характеру и как отказывались отступать от своего мнения, когда оно подвергалось сомнению. Весьма вероятно, что интерес матери к политике сыграл роль в повышенном интересе самого Миядзаки к политике и событиям в мире. И это, несмотря на то, что их взгляды часто оказывались противоположными.
Их ссора из-за политического инцидента, известного как дело Мацукава – несчастного случая со смертельным исходом на железной дороге, – иллюстрирует развивающиеся политические взгляды Миядзаки и его интенсивную полемику с матерью. Оидзуми начинает рассказ о жизни Миядзаки как раз с этого спора, который в значительной степени произошел из-за идеологического напряжения в японском обществе, возникшего в период оккупации.
В первые дни после войны оккупационные власти, казалось, подталкивали Японию в левом направлении. Кавалькада реформ внезапно закончилась с началом Холодной войны и зарождением Корейской войны. В рамках политики «обратного курса» оккупационные власти решили, что стабильность важнее радикализма. Они даже вернули на посты лидеров, которых всего несколько лет назад называли военными преступниками. Влияние профсоюзов на ход переговоров резко уменьшилось, и многие впечатлительные японские граждане сочли уход от первоначальной оккупационной политики предательством светлых надежд на демократию и воцарение западных идеалов.
В глазах многих левых японцев так называемое дело Мацукава стало одним из целого ряда событий, означающих, что правительство ведет тайную борьбу с профсоюзами. В этой аварии поезд сошел с рельсов и перевернулся, что привело к гибели трех членов паровозной бригады. Ответственность за происшествие приписали японской коммунистической партии и членам государственного железнодорожного профсоюза, вероятно, в отместку за антипрофсоюзные действия правительства. Миядзаки был слишком молод, чтобы быть в курсе всех подробностей крушения поезда в 1949 году, но дело получило широкую огласку, и вину или невиновность обвиняемых так до сих пор и не установили. Миядзаки поддерживал членов профсоюза, потому что верил, что для правительства они всего лишь козлы отпущения, а мать горячо поддерживала правительство. Семья вспоминает один случай, когда Хаяо с матерью так яростно спорили, что он в конце концов выбежал из ее комнаты в слезах. Эта ссора важна по ряду причин. Она показывает глубину отношений матери с сыном и, вероятно, подлинное уважение, которое Миядзаки питал к матери. Его яростная попытка победить ее в споре показывает как их сильные чувства друг к другу, так и явное неравнодушие Миядзаки к мнению матери.
А еще она демонстрирует возрастающую силу его политических убеждений. В то время, когда произошел этот спор, ему было двадцать два года, и он только что окончил университет Гакусюин, направление политики и экономики. Многие члены императорской семьи учились в этом университете, а скандальный правый писатель Юкио Мисима закончил при нем старшие классы школы. Едва ли в этом месте могли поощрять левые симпатии, но к тому времени, как туда поступил Миядзаки, в обязательную программу для экономистов уже входило учение Маркса, как и в большинстве японских университетов.
Марксизм казался особенно привлекательным в послевоенной Японии. Интеллектуалы, разочарованные сначала войной, а затем и обратным курсом оккупации, искали альтернативную идеологию и стремились реабилитировать немногих левых лидеров довоенного периода, выступавших против милитаризма и империализма. Кроме того, марксизм был связан с Европой как своими корнями, уходящими в девятнадцатый век, так и масштабным социалистическим экспериментом, проводимым в Восточной Европе под гегемонией Советов времен Холодной войны. Многие в то время считали Европу образцом роскоши, и этот образ экзотической и привлекательной Европы запечатлен Миядзаки еще в «Замке Калиостро».
