Мэй – первая, кто встречается со сверхъестественным после того, как девочки вдвоем видят чернушек. Энергичная и любознательная четырехлетняя Мэй остается одна в обветшалом саду, пока Сацуки учится в школе, а отец деловито трудится у себя в кабинете. Девочке не удается привлечь внимание отца, и, подобно Алисе из «Алисы в Стране Чудес», которой пришлось бороться со скукой томного весеннего дня, Мэй с удовольствием отвлекается на какое-то существо, пробежавшее мимо нее в траве. Она следует за ним и видит двух маленьких пушистиков (младших тоторо, как мы узнаем позже), бегущих по траве, роняя желуди из небольшого узелка. Любопытная Мэй с азартом преследует их по зеленому коридору из листьев, в конце которого оказывается огромное серое неизвестное существо, мирно спящее в норе под огромным камфорным деревом.
Мэй явно всем сердцем отдается фантастическому появлению тоторо – радостно забирается на брюхо большому тоторо и спрашивает, как его зовут. Он издает трехсложный звук, и в нем она слышит слово «тоторо», которое ассоциируется у нее с «троллями» («торору» по-японски), о которых она читала в европейской детской книжке. Определив, что это именное такое существо, довольная Мэй засыпает у него на пушистом брюхе.
Эту волшебную встречу мы можем рассматривать как плод воображения маленькой Мэй, которой нужен был хороший «воображаемый друг», друг-защитник. Возможно, она тоже одинока. Однако стоит помнить, что сам Миядзаки настаивает на том, что по сюжету тоторо «существуют», по крайней мере, в этом мире. Судзуки вспоминает, что на одной из первых афиш к фильму было изображение Тоторо со словами: «Это странное существо больше не обитает в Японии. Наверное». Увидев плакат, Миядзаки пришел в ярость и настоял, чтобы текст изменили на «Это странное существо всё еще обитает в Японии. Наверное»
[169].
Конечно, слово «наверное» специально оставляет место сомнениям. «Тоторо» во многом символизирует тип фантастической структуры, определенной французско-болгарским ученым Цветаном Тодоровым в его новаторской книге «Фантастическая литература», где он описывает, как читатель продолжает «колебаться» между сверхъестественным и реалистичным объяснением загадочного явления
[170]. То, что мы так наверняка и не знаем его происхождение, только добавляет нам удовольствия от встречи. Восточноазиатская философия и мысль традиционно уживаются с чувством сомнения гораздо лучше, чем западная. Это проявляется в классической даосской сказке о философе Чжуан-цзы, который засыпает, и ему снится, что он бабочка, а потом просыпается, и оказывается, что он бабочка, которой снится, что она Чжуан-цзы. В любом случае он остается доволен и умиротворенно принимает даже невероятное, что совершенно чуждо традиционной западной рациональности. С этой точки зрения, в этой и последующих встречах со сверхъестественным в «Тоторо» важно не то, происходят ли они на самом деле, а то, верят ли в это девочки.
Окажутся ли тоторо «реальными» в привычном нам понимании, кажется, менее важно, чем радостная реакция Мэй на их появление. Это ясно по ее решению назвать существо Тоторо, почти как европейских троллей из книжки. Поскольку тролли редко бывают пушистыми дружелюбными существами, имя, которое придумывает Мэй, предполагает, что силой воображения можно что-то страшное (обычного тролля) превратить во что-то приятное, подобно тому как Миядзаки реконструирует свое тревожное детство и получает радостную красочную картинку.
Действия Мэй в этой сцене можно рассматривать как проактивный ответ на ситуацию, которую многие дети и взрослые сочли бы сложной и даже страшной, – встречу с большим и таинственным сверхъестественным существом. Мэй не только принимает его, не придавая человеческих черт (как Алиса поступает с Белым кроликом и другими существами Страны Чудес), но и взаимодействует как с автономной сущностью, которую предпочитает считать доброй. Спокойное восприятие Мэй сверхъестественного – фундаментальная черта миров Миядзаки, которая позднее проявляется также в том, как Аситака принимает древесных духов кодама в «Принцессе Мононоке», и в том, как Риса приветствует маленькую рыбку в «Поньо».
Тоторо также выполняет защитную функцию. Как отмечают многие японские критики, большое брюхо Тоторо напоминает материнскую утробу, как и гнездо в норе под деревом
[171]. Таким образом, несмотря на то что англоязычные критики в основном определяют Тоторо как мужской персонаж, в нем вполне можно рассмотреть и материнскую функцию. Спустившись по зеленому коридору и столкнувшись с большим круглым существом, которое дает ей утешение, Мэй временно находит замену своей матери, чего в детстве так и не удалось сделать самому Миядзаки. Образ Мэй, лежащей на брюхе у Тоторо, ассоциируется с покоем, а время словно останавливается, и бесконечный весенний день превращается в сладкий детский сон. Это ощущение возвышенности и спокойствия усиливается последним кадром с высоты, где мы видим зеленый купол дерева, напоминающий купол собора, надежно укрывающий спящих внизу существ.
После первой встречи Мэй с Тоторо впечатление о нем как о добром существе, обладающем сильной связью с природой, только усиливается. Сацуки приходит домой и обнаруживает, что Мэй пропала. Ее находят спящей в лесу. Мэй пытается показать отцу и сестре Тоторо, но он исчез, и поначалу они смеются над тем, что она ищет свое волшебное существо. Однако когда она настаивает, что не лжет, отец серьезно говорит, что ей посчастливилось встретиться с хозяином леса. Более того, он ведет Мэй и Сацуки поприветствовать огромное камфорное дерево, то самое, которое, как считает Мэй, скрывает дом Тоторо. Отец объясняет, что главная причина, по которой он выбрал именно этот дом, – ему очень понравилось дерево, и он надеется, что маме оно тоже понравится. Таким образом, Тоторо связан с природой, с прошлым и, косвенно, с их матерью – то есть со всем, что одновременно защищает и нуждается в защите.
Дальнейшие встречи с Тоторо усиливают его защитную и компенсаторную функции. Когда сестры ждут автобуса, на котором отец должен приехать с работы, постепенно их усталость и тревога возрастают. Мэй засыпает, сидя на спине у Сацуки. Сацуки неловко поправляет зонтик, беспокойно всматривается в темноту под дождем и замечает две большие лапы с когтями, приближающиеся к ней. Ее взгляд медленно скользит по огромному пушистому телу к мордочке, и она понимает, что перед ней, должно быть, Тоторо. Она спрашивает существо, правда ли он Тоторо, и тот отвечает своим фирменным урчанием.
