Многие считают «Принцессу Мононоке» важнейшей работой Миядзаки, расширяющей некоторые темы, затронутые в манге «Навсикая»
[251]. Только экологическая катастрофа, роль технологий и войны, а также взаимодействие человека с нечеловеческими существами здесь перенеслись в Японию четырнадцатого века, так называемый период Муромати. Несмотря на то что название фильма (буквально – «одержимая принцесса») относится к Сан, юной девушке, воспитанной волками, Миядзаки видел главным героем Аситаку, молодого князя из мирного клана Эмиси далеко на севере Японии. Аситака приводит рассказ в движение, отправившись на поиски исцеления и открытий. Его проклял татаригами, демон-вепрь Наго, который обезумел от железной пули, пронзившей его тело, и напал на Аситаку. Раненый Аситака вынужден покинуть деревню и отправиться на запад Японии, чтобы узнать происхождение железной пули.
Проклятие Аситаки представляет собой отметку на правой руке наподобие татуировки, которая в конце концов может его уничтожить. Для Миядзаки проклятие Аситаки олицетворяет такие современные болезни, как экзема, поразившая многих японских детей. Аситака является еще одним изгоем, что объединяет его с другими мужскими персонажами Миядзаки, например, Марко и Хаулом, которые тоже несут на себе проклятие
[252]. Аситака не настолько устал от мира, как Марко, и не настолько наполнен яростью, как Хаул, он пытается смотреть на мир «незамутненным взглядом», как предостерегала его мудрая женщина из племени Эмиси.
Поиски Аситаки приведут его в два незабываемых и противоположных по энергетике места: зачарованный лес, управляемый лесным богом, и Татару, общину обработчиков железа, физических и социальных изгоев во главе с госпожой Эбоси, агрессивной женщиной, которая хочет уничтожить лес. В итоге Аситака вопреки своему желанию участвует в войне между этими двумя сторонами.
Мягкость, настойчивость и терпимость Аситаки воплощают идеализированную романтическую версию юного Миядзаки, подростка, который давным-давно влюбился в прекрасную и чистую героиню «Легенды о Белой Змее».
Первоначально фильм назывался «История Аситаки» (Ashitaka no sekki), но Судзуки убедил режиссера изменить его и предусмотрительно выпустил пресс-релиз, где назвал фильм «Принцесса Мононоке»
[253]. В своем путешествии на запад Аситака встречает Сан, свирепую юную девушку, воспитанную волками, которая сначала пытается убить его, видя в нем лишь одного из презираемых ею людей, которые отреклись от нее. Как только она приставляет к его горлу нож, Аситака останавливает ее, говоря, что она прекрасна. Этими словами Аситака устанавливает с ней связь.
Сан воплощает весь гнев Миядзаки на то, что он всё чаще воспринимал как глупый и хаотичный мир. В своих рисунках режиссер показывает ее как страшную силу природы. Впервые зрители встречаются с Сан, когда она стоит со своей матерью-волчицей Моро, а рот ее наполнен кровью. Позднее она надевает страшную красную маску и нападает на человеческое поселение Татару, которое угрожает волчьему лесу. Сан не совсем человек и не совсем волчица, и она совершенно одинока.
Миядзаки уравновешивает довольно прямолинейную ярость Сан одним из самых сложных и увлекательных персонажей – госпожой Эбоси, лидером сообщества железных мастеров Татары, которое строит арсенал с винтовками для использования против леса. Она мечтает убить лесного бога и доставить его голову императору.
Как упоминалось ранее, когда я впервые встретилась с Миядзаки, он сказал мне, что Эбоси – его любимый персонаж в фильме. Тогда это меня удивило, но за годы я поняла, что Эбоси – замечательный портрет лидера, жесткого, умного, энергичного и в то же время способного к поразительному великодушию и в конечном счете к компромиссу. Важно и то, что Эбоси – женщина. Как я уже писала, способность Миядзаки вносить свежие нотки в давние традиции – один из его самых ярких талантов
[254].
В «Принцессе Мононоке» он нарушает многие японские традиции – сакральность императора, благородство самураев, – но самое смелое нарушение заключается в создании сильных женских персонажей. Это не только освежает традиционный формат дзидайгэки, но и помогает аудитории взглянуть на мир под другим углом. Тот факт, что госпожа Эбоси – женщина, заставляет зрителей пересмотреть свое представление о классическом злодее.
Вполне вероятно, что в Эбоси Миядзаки отчасти воплотил себя. В конце концов, она является главой сообщества, вынуждена принимать жесткие решения и при этом не терять человечности – такую сложную динамику Миядзаки ежедневно проявлял в студии «Гибли». Эту непростую ответственность он наиболее поразительно изобразил в рабочей силе под началом Эбоси, которая в основном состоит из бывших проституток и больных, страдающих болезнью Хансена – проказой. Миядзаки давно интересовался средневековыми кузнецами, которые часто создавали общины изгоев в диких горах и лесах. Вместе с тем его решение сделать их женщинами противоречит историческому представлению о женщинах как загрязняющих силах, которые могут отравлять рабочие места. Еще более радикальной стала идея о том, чтобы силами прокаженных Эбоси изготавливала винтовки, которые планировала использовать против лесных богов. Сочетание сострадания Эбоси к прокаженным и устрашающего характера работы, которую она им поручает, впечатляюще иллюстрирует те моральные компромиссы, которые накладывает на нас жизнь лидера или даже обычного человека.
Миядзаки сознательно создавал персонажей вне рамок традиционных работ дзидайгэки, чтобы показать японскую историю более разнообразной и богатой. Возможно, самой интересной идеей стали больные проказой. По словам Кано, режиссера на это вдохновило посещение лепрозория Тама Дзенсоэн неподалеку от дома. Несмотря на то что проказа считается почти не заразной, в 1990-е годы японское правительство по-прежнему считало ее «страшной болезнью» и ввело строгую изоляцию для больных. Миядзаки рассказывал, как его поразило общение с обитателями санатория, которые так или иначе крепились и старались жить позитивно. Потом он с удивлением заметил: «Несмотря на любое несчастье, в жизни царят радость и смех. Во всей человеческой жизни, имеющей тенденцию к неопределенности, я еще никогда не видел места, которое бы показывало это с такой ясностью»
[255].
