— Можно и так, конечно, — легко согласился попутчик. — Но история, которую я вам приготовил, она о другом. Вы готовы меня выслушать, Денис Николаевич?
— Готов, — отозвался Давыдов. — Может, давайте перед этим по третьей?
— Легко! — согласился попутчик, и снова налил.
Мир Параллель-2. Начало ноября
Он редко матерился при большом скоплении народа, но тут, видать, было не до соблюдения приличий — болело сильно, а анестезия еще не подействовала. Вообще, обезболивающее плохо работает, когда кровь наполовину состоит из адреналина.
Кровь обильно запачкала одежду начальника группы матобеспечения, да и лицо Александра Гавриловича, как это ни прискорбно, представляло собой алую маску, на которой кто-то второпях коряво нарисовал зубы и глаза. Нависший над ним доктор щелкал медицинским степлером, как парикмахер — ножницами, стягивал кожу скобами и по горячим следам заливал свежие стежки специальным клеем.
Кире тоже было плохо, но она вполне могла подождать. Дергало шею справа — похоже, она таки потянула ее во время падения, саднило ободранное до мяса колено и пульсирующей, похожей на зубную болью отдавало в ребра — туда пришелся мощный удар коленом.
Рядом со скорбной по ситуации физиономией сидел Рич и шмыгал, втягивая носом кровавую соплю. Сопля не втягивалась, а только исчезала на миг в глубинах расквашенного носа и снова выкатывалась наружу. Нос не выглядел переломанным — просто разбитым, зато верхняя губа Рича с каждой минутой все больше походила на бесформенный кусок мяса.
Джамп-зал был разгромлен основательно.
Наверное, если бы тут взорвалась граната, то разрушений случилось бы на порядок меньше. И суеты было бы меньше. А сейчас вокруг метались какие-то незнакомые люди — часть в белых халатах медперсонала, часть в синих технических комбинезонах, да какие-то возбужденные почти до истерики люди в серой форме внутренней охраны ругались с не менее возбужденными сотрудниками в черных куртках — офицерами безопасности.
Причина для переполоха была одна — у Попрыгуна случился оверджамп. Пятый прыжок, к сожалению, оказался для паренька последним.
Он ввалился в свое тело уже безумным, как Мартовский Заяц, и тут же, еще до того, как система контроля успела сделать ему инъекцию успокаивающего, порвал ремни, которыми его привязали к ложу перед стартом. Порвал как бумажные ленты — одним движением руки и пошел крушить все вокруг с силой настоящего безумца.
Все это случилось буквально в полуметре от ложа Киры, но как раз в этот момент ее тошнило от головокружения, и остановить Попрыгуна она не успела — всего лишь шагнула к нему, вытирая рот тыльной стороной ладони, и он тут же нокаутировал ее с первого удара. Давыдова сбитой кеглей пролетела через весь зал и остановилась, только врезавшись в стену.
Система безопасности джамп-зала построена так, чтобы автоматически реагировать на угрозу, но ни один самый умный программист не может предусмотреть все варианты — безумие всегда многообразнее самой изощренной фантазии. Кирсанов знал, что автоматика несовершенна, и всегда держал под рукой пневмопистолет, снаряженный пятью шприц-тубами с сильнодействующим транквилизатором. Но когда у джампера рвет крышу, он быстрее, чем дикая обезьяна, и Попрыгун от капсулы с лекарством увернулся. Зато Александр Гаврилович от ответного удара увернуться не успел, а дверной косяк оказался крепче его лысой головы.
Смелый и безжалостный Рич метнулся оверджамперу наперерез, метя локтем в челюсть безумца, но Попрыгун соображал шустрее и безо всяких хитростей вырубил Рича прямым в нос.
Больше дураков не было.
Техники бросились наутек — суетливо, словно мыши во время пожара, остальные члены команды еще приходили в себя после бэкджампа и ничем Мартовскому Зайцу не грозили, так что путь оказался свободен, и Попрыгун помчался к дверям зала, прыгая с грацией голодного гепарда. Он бы сбежал из джампблока и устроил погром где-нибудь еще, но Кирсаныч, несмотря на заливавшую глаза кровь и дрожащие руки, всадил ему в спину три шприца транка.
Транку все равно — безумен ты или нет. Стандартный шприц с тремя кубиками бесцветной, пахнущей селедкой жидкостью вырубает все кислорододышащее весом от 50 до 150 килограммов «в ноль» за две-три секунды, а иногда и быстрее. Попрыгун продержался почти десять секунд. За это время он успел сломать челюсть охраннику и выбить стокилограммовым джамп-ложем пуленепробиваемое стекло.
А потом его все-таки накрыло, и он рухнул навзничь, закатив налитые дурной кровью глаза. Изо рта, словно зубная паста из тюбика, поползла пена, тело конвульсивно задергалось, напоминая даже не человека в агонии, а диковинную гальванизированную лягушку.
Попрыгун был хрупкого сложения, а три дозы транквилизатора способны свалить слона. Выживет он или не выживет после такой инъекции на самом деле было уже не важно. Более того, смерть могла оказаться самым лучшим вариантом, потому что человеком Попрыгун уже не был. Из оверджампа возврата не бывает, это дорога в одну сторону, и сложно даже представить, какой мрак царит на том берегу реки. А может быть, джампера ждет не тьма, а ослепительный, выжигающий мозг свет? Никто не мог сказать наверняка, что видит перед собой безумный.
То, что он никого не убил, теперь казалось везением. Кира не раз и не два видела, что может натворить слетевший с катушек джампер. Вспоминать не хотелось. Систему безопасности совершенствовали не для развлечения, и все равно каждый новый случай выявлял в ней слабые места. Начальник отдела матобеспечения своими меткими выстрелами сегодня спас от смерти нескольких людей, и это делало его героем. А то, что в его смену в джамп-зале едва не устроил погром сбрендивший агент и ни одно из многочисленных устройств его не остановило, переводило Кирсаныча в разряд лиц, допустивших преступную халатность.
Так что Алексей Гаврилович матерился не только от боли, а еще и от предчувствия неизбежного разбирательства и последующей за ним головомойки, и это было вполне нормальной реакцией на произошедшее.
— Твою ж мать! — шипел Кирсанов, скаля крупные желтые зубы. — Твою ж мать!
— Тихо сиди! — рычал доктор Шишкин, грозно морща блинообразное лицо. — А то я тебе сейчас ухо к голове пришью!
Второй эскулап в забрызганном кровью кителе военврача сидел возле тела Попрыгуна и пытался нащупать у того на шее бьющуюся жилу. Как его зовут, Кира не помнила, но, бывало, он присутствовал при джампах, помогая в настройке аппаратуры. Кто-то из здешних, но не гражданский и не из их подразделения.
Попрыгун был еще жив, раз в несколько секунд дергал ногой, но паузы между этими судорогами становились все больше и больше, и пена на губах джампера уже не пузырилась от дыхания, а понемногу начала опадать, словно в недопитом стакане сладкой газировки.
Попрыгун — Влад Кузнецов, 23 года, не женат, 5-й прыжок — умирал, и Давыдова отвернулась, чтобы не смотреть на его агонию. Она много раз видела смерть вблизи и, укладываясь в джамп-ложе, старалась не думать, что следующий прыжок может оказаться последним — даже к дыханию костлявой в конце концов можно привыкнуть. Или если не привыкнуть, то, по крайней мере, смириться с тем, что смерть стоит у тебя за плечом. Но каждый раз, когда кто-то из отряда…
