— Машина пришла, Леша.
— Спускайся, — приказал Кирсанов. — И приезжай. Пока буря не прекратится, будете сидеть у меня под боком. На всякий случай.
— Ты собираешь всех? — спросила Кира, застегивая парку.
— Три группы.
— И когда прыгать?
Кирсанов пожал плечами, словно поежился.
— Расчетчики еще работают. В любом случае, если откроется джамп-тоннель, то ждать часами, пока вы проберетесь сквозь завалы, времени не будет. Уж прости, Кира, придется посидеть здесь…
— Хорошо, что у меня нет кота, — ухмыльнулась Давыдова, подходя к дверям.
И уже отключившись от линии, добавила едва слышно:
— Хорошо, что у меня никого нет…
Когда за ней захлопнулась дверь, автоматика сначала приглушила свет, а убедившись, что в квартире никого не осталось, перевела освещение в дежурный режим. Едва слышно щелкнули термостаты — система понижала температуру до приемлемой минимальной. Город пока не знал, что его приговорили к смерти. Он продолжал экономить энергию, следил за состоянием шлюзов, коммуникационных туннелей и сетей.
Кира прыгнула из дверей второго этажа прямо на задубевшую «юбку» сноумобиля. Заботливые руки распахнули перед ней люк, и она нырнула в теплое чрево дежурной «развозки», успев мазнуть взглядом по угасающим окнам своего кондоминиума.
— Здравствуйте, Кира Олеговна! Лейтенант Вязин, группа охраны центра! Могу я сканировать ваш чип?
Это был тот же вояка, что встречал ее у входа в Центр несколько дней назад. Точно. Вязин. Педант и служака. Раб процедуры.
Спокойно, мать! Скоро ты на людей бросаться будешь! Что может сделать женщину за сорок счастливой холодным зимним утром? Только хороший оргазм! Спокойно, парень не виноват, что ты зла, как белый медведь. Он тут ни при чем…
Но в груди клокотала настоящая злость. Иногда Давыдову так трусило перед боем или прыжком, но чтобы без особой причины — никогда.
Кира раздраженно сунула лейтенанту руку.
— Привет, служивый! Что ж ты все время мой чип требуешь? Ты ж меня чаще, чем мать, видишь!
— Прошу прощения, Кира Олеговна! Согласно инструкции… Служба…
— Ну-ну, служи-служи…
Сканер блеснул зеленым.
— Сильные заносы на Радиале, — доложил Вязин, пряча устройство в чехол.
Помимо него в сноумобиле сидели автоматчик и два водителя — все с усталыми застывшими лицами людей, которым до смерти надоело то, что они делают.
— Проспект Свободы засыпало, осталась одна полоса в обе стороны. Добираться будем долго. Кирсанов попросил без нужды мигалкой не пользоваться, чтобы не привлекать внимание к автомобилю. Люди и так волнуются… Так что можете поспать, Кира Олеговна, дорога будет долгой.
— Спасибо, Вязин, — буркнула Давыдова без особого дружелюбия. — Если получится…
Как ни странно, у нее получилось.
В кабине было чуть жарче, чем надо, и царил полумрак, усыпляюще рокотал мощный движок. За термостеклами сноумобиля стеной стояла снежная пыль.
Кира устроилась в кресле, расстегнула парку, сняла маску и шлем. Едва голова коснулась подголовника, как мир тотчас же сделался размытым, и она закрыла глаза. Почему-то пахло котлетами, мужским одеколоном и горячим чаем с лимоном.
Кот замурлыкал, заурчал, словно работающий холодильник, и затопал лапами по ее коленям, устраиваясь удобнее.
— Уйди, ж-ж-животное… — пробормотала Кира, почесывая наглеца за вислым ухом. — Обнаглел…
Мир Зеро. Варшава. Ноябрь
— Портвейн, оставь Карочку в покое…
Кот возмущенно мявкнул, но с коленей не слез.
Кира открыла глаза и почувствовала, что сходит с ума.
Она сидела в просторной комнате (скорее всего, в гостиной большой квартиры, если судить по обстановке), в массивном кресле, буквально охватившем ее со всех сторон. Перед ней находился наполовину сервированный столик, на коленях устроился большущий полосатый кот с заломленным правым ухом. Справа на стене висел плоский телевизор, на экране беззвучно разевали рты участники какой-то программы. Слева располагалось окно, прикрытое шторой. За стеклом медленно кружились крупные хлопья снега. Свет по комнате разливался мягкий, неконтрастный — такой делает всех женщин красавицами, а мужчин лет на пять моложе.
В нос бил запах одеколона и котлет. Именно это заставило Киру поверить, что все это не глюк, не результат короткого замыкания в больном разуме, а реальность. Обычная реальность, в которой дома жарят мясо на сковородке, хозяин брызгается одеколоном и на колени к гостье забирается десятикилограммовое мохнатое существо по кличке Портвейн.
Захотелось взять котлету прямо со сковородки и съесть горячей. Безумно захотелось. До дрожи. До того, что рот наполнился слюной, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
Кира закрыла глаза и сжала веки изо всех сил.
Ты не сошла с ума, сказала она себе. Все в порядке. Это сон. Всего лишь сон! Ты плохо спала с момента, как Попрыгун ушел в оверджамп. Ничего удивительного — травма, потрясение, переутомление. Надо уснуть и проснуться, и тогда я вернусь домой. Галлюцинации обязательно проходят!
— Карина, может, вам борщика налить?
Тот же женский голос. Наверное, хозяйка. Вот она появилась в дверях — невысокая, чуть полноватая женщина средних лет, похожая на кубанскую казачку.
Наверное, Кира должна была бы потерять дар речи — обнаружить себя в незнакомом месте, в компании незнакомых людей БЕЗ ПРЫЖКА, — но сказалась привычка вываливаться из джампа в чужом месте и не в своем теле.
Кира бросила беглый взгляд на свои (или не свои?) кисти, на ладони, оглаживающие раскормленного здешнего котяру. Это были ее руки. Ее форма кисти, пальцев, ее кожа. Ее шрам на тыльной стороне ладони — белое тонкое полукружье диаметром сантиметра полтора, напоминание о том, что чинить диван она не умеет. Или этот шрам был выше? Или на другой руке? Нет, все-таки на левой. Но не так низко…
Вспомнить точно у нее не получилось. Боль помнилась, кровь на платке, которым она прижала рану, помнилась. А там ли жало отвертки прорвало кожу?
Какая ерунда!
Я — это я, подумала Кира, борясь с желанием сжать виски ладонями и заорать. Я не понимаю, что со мной. Я не понимаю, где я. Но это я. Надо взять себя в руки. Если я и сошла с ума, то ничего уже не изменить. Мне все равно предстоит разобраться, в какой из реальностей я нахожусь.
Женщина, стоящая в дверях, смотрела на Киру вопросительно, ожидая решения гостьи. Держать паузу дальше было невозможно.
— Не стоит, — ответила Давыдова, изображая на лице улыбку. — Не хочу первого.
Неизвестно откуда, но Кира точно знала, что борщ здесь пробовать не стоит. Как зовут хозяйку — не знала, а вот то, что готовит она не очень, было известно достоверно.
