Давыдов прикрыл ладонями припухшие глаза.
В ночной тьме под ним стелился чужой город. Луч поискового прожектора путался в дождевых струях, но высота была небольшой, и в белесом кругу можно было легко рассмотреть лоскутные парижские крыши. Впереди сияла неоновым светом пирамида. Ухали лопасти, давила на уши работающая турбина мощного движка. В руках у Давыдова был короткий автомат…
Денис провел руками по лицу сверху вниз, словно стряхивая со щек влагу, и обвел всю компанию веселым взглядом.
— Как я вас всех разыграл, а?
Первым рассмеялся Муромец, за ним Новицкий, потом Мишка… Бровко смотрел на Дениса с нехорошим прищуром диагноста, которого пытаются ввести в заблуждение. Потом улыбнулся и он.
Официант поставил на стол блюдо с пиццей, кувшин с кьянти и новую корзинку с душистым горячим фокаччо, и они снова превратились в компанию старых друзей, которые собрались безо всякого повода поужинать в приятной киевской траттории.
В это же время Карина аккуратно прикрыла двери в лифтовую, и пошла вверх по лестнице на крышу. В руках у нее был пластиковый чемоданчик. Выходить приходилось через соседний подъезд, чтобы ничего не объяснять радушной и любопытной консьержке. Карина шагнула с неровной бетонной ступени на крытую рубероидом плоскую крышу и на секунду замерла, поеживаясь от ветра.
На крыше было темно. Реальность дрожала и множилась, будто бы кто-то невидимый нарезал ее пластами острым, как у скальпеля, лезвием. Все двоилось, словно Карина была пьяна, и понять, куда идти дальше, оказалось нелегкой задачей, но она все-таки неуверенно двинулась вперед, выверяя каждый жест с осторожностью канатоходца.
С каждым новым шагом она ощущала, как воздух вокруг наполняется мелкой водяной пылью, как меняют структуру и тон огни, разбросанные кругом.
— Это еще что? — спросила Котлетка, указывая на конус из света, приближающийся к ним со стороны Тюильри.
Кира прищурилась, чувствуя, как тревожно стучит сердце. По ушам ударило тяжелым низкочастотным уханьем, мелкий зуд разлился по челюсти, зажужжало в висках. Неужели?
Она не ошиблась.
К Лувру подлетал вертолет.
Нью-Йорк. Штаб-квартира ООН. Центральный комитет по чрезвычайным ситуациям. Ноябрь
Стена, перед которой сидел Уильямс, была собрана из нескольких десятков ЖК-панелей, каждая из которых работала, как отдельный монитор, но при необходимости превращалась в часть огромного экрана. Вообще-то зал, где Уильямс располагался, напоминал ходовую рубку «Дискавери»: мониторы, странного вида кресла со встроенными клавиатурами, клавиатуры, к которым пристроены кресла, несколько огромных планшетных столов для планирования (они Уильямсу нравились), центральная консоль связи…
Уильямс всегда хорошо относился к высоколобым, но когда твоя команда сплошь состоит из головастиков — это напрягает. Сложно руководить людьми, которые умнее тебя даже по отдельности, но с этой трудностью Уильямс уже сжился. А вот с тем, что, несмотря на интеллектуальную мощь, эта чудо-команда пока давала нулевой результат, сжиться было невозможно.
Уильямс третьи сутки спал урывками, группы подчиненных ему аналитиков предложили четыре более-менее правдоподобных гипотезы причин катастрофы, но ни одна из них не подтвердилась в натуре.
Мощный интеллектуальный потенциал, предоставленный научной элитой для спасения человечества, не мог найти путь ликвидации проблемы. Более того, он не мог достоверно эту проблему описать.
Все созданные ООН штабы могли только сигнализировать о катастрофах, предсказывать места разломов, но причины происходящего скрывались не в движении плит коры, не в узлах напряжений или вулканической деятельности. Наоборот, плиты двигались вопреки всем законам физики, вулканы срабатывали от невидимых детонаторов, и ни одна модель не могла объяснить, почему это происходит.
Сейчас Уильямс видел на центральном сегменте полиэкрана панораму Лиссабона, снятую с высоты нескольких сотен метров. Камера, установленная на дроне, давала красивую четкую картинку, но вот от самой картинки волосы вставали дыбом.
Несколько веков назад Лиссабон пал под ударом огромной волны цунами, пришедшей из Атлантики. То, что сейчас надвигалось на португальское побережье, могло смести с лица земли все построенное людьми на много километров вглубь. И с этим ничего нельзя было поделать.
Дрон шел над живописным побережьем, сверкая серебряными крыльями под холодным ноябрьским солнцем, и бесстрастно транслировал на спутниковый канал происходящее внизу — линзы и камеры не испытывали эмоций, зато те, кто сейчас следил за видео, испытывали их в избытке.
Ужас, сопереживание, паника.
Уильямс чувствовал себя наблюдателем, он был готов кричать от бессилия. Имея все полномочия и любые возможные ресурсы — финансовые и человеческие — он мог только смотреть, как на экранах центра, созданного для спасения человечества, разворачивается картина его гибели.
Эвакуация населения еще продолжалась. При желании можно было рассмотреть сотни машин, запрудивших дороги, ведущие на восток. А с запада…
С запада на побережье надвигалась смерть.
Волна еще не стала волной — просто океан угрожающе горбился, готовясь к решающему удару, но катастрофа была неизбежна. О ней кричали датчики, расположенные на дне, буи, рассыпанные по водному пространству, спутники, глядящие на планету с космических высот.
Уильямс переключил систему на камеры второго дрона, патрулирующего побережье севернее Лиссабона. Потом посмотрел на береговую линию стеклянными глазами третьего стража небес. Четвертый. Пятый.
Компьютер склеил изображения в одну панорамную картинку. Теперь Уильямс скользил над береговой линией, охватывая взглядом десятки миль одновременно. Рука руководителя Комитета лежала на джойстике трансфокатора, он мог рассмотреть все до мельчайших деталей — его воздушные помощники обладали острым взором. Вещи, брошенные прямо возле домов, мусор, разбитые машины, витрины без стекол — следы панического бегства, человеческого отчаяния.
Он видел, как начала отступать вода, обнажая песок и скалы, никогда не видевшие солнечного света. Океан делал несколько шагов назад, чтобы броситься на сушу с яростью бешеного пса.
Зазвонил мобильник.
Этот номер был известен только руководителям региональных центров, звонок на эту трубку Уильямс принимал в любое время дня и ночи.
— Уильямс! — сказал он в микрофон, не отводя глаз от экранов, на которых разворачивалась катастрофа мирового масштаба.
— Сэр! Это Ларош, Средиземноморская группа.
— Говорите, Ларош.
Камеры дрона заметили небольшой красный автомобиль, уезжающий от побережья во всю прыть, и теперь Уильямс следил за красной машинкой, несущейся по узкой дорожке. Свободной рукой он качнул джойстик трансфокатора, и автомобиль заполнил центральную часть экрана.
