Кира опустила карабин и аккуратно прикрыла линзу колпачком.
Позиция казалась ей удачной, но как все будет происходить в темноте, можно было только предположить. В любом случае, разбираться придется по месту.
Дистанция двести метров тоже не пугала, Кира умела работать и с большего расстояния. Проблема заключалась в том, что карабин, который она взяла в доме у своего двойника, не был ею пристрелян, и Кира понятия не имела, сможет ли она поразить цель с пяти выстрелов.
Кира погладила винтовку, словно пригревшегося на руках кота. Хорошее оружие, несмотря на малый калибр. Для охоты на двуногую дичь — самое то.
Карабин был куплен Давыдовым еще в 13-м году на всякий случай — тогда он весьма серьезно опасался за безопасность семьи и накупил целый шкаф разного железа: от «моссберга» до травматического пистолета, — но быстро к нему охладел. Так часто бывает. Сначала человек думает, что оружие делает его суперменом, которому нечего бояться. А потом понимает, что даже превосходно вооруженный человек совершенно беспомощен перед безоружным профессионалом, и все накупленное железо остается навечно пылиться в оружейном ящике. Потому что главное не то, что у тебя в руках, а то, что у тебя в голове. Убивает не пуля, убивает мысль.
Крыша была пуста. Подмораживало, нужно было беречь руки, чтобы не задубели, и Кира натянула перчатки. Костер тут не разведешь, а жаль!
Она поудобнее устроилась на каремате, нашла взглядом нужные ей окна и стала ждать, когда в них загорится свет.
Спустя несколько минут в кармане ее пальто зазвонил мобильный.
Кира достала трубку из кармана, зубами стянула перчатку и ответила на вызов.
Мир Зеро. Киев. Ноябрь
— Привет, cara mia, — сказал Давыдов. — Как ты там, на чужбине, девочка моя?
— Привет… — отозвалась Карина. — Ничего, готовлюсь к выступлению.
Голос у нее был утомленный, слегка искаженный цифровой связью.
— Я думал, ты сегодня утром отстрелялась! Обижаюсь! Чего не звонишь?
— Если бы… — Карина вздохнула. — Перенесли мой спич, но это и хорошо. Второй день всегда лучше первого — официоза нет.
— Тебя там варениками не отравили?
— Брось, Денис, нормальные были вареники.
— А борщ?
Она хмыкнула:
— Вот в сравнении с борщом вареники и оказались просто превосходными!
Давыдов засмеялся.
Карина невольно поймала себя на том, что улыбается в ответ. У него был хороший смех. Приятный.
— Когда-нибудь мы скажем им правду. Но не сейчас. Ты нужна мне дома, живая… Не ешь больше борщ, Карина, козочкой станешь! Я смотрел, погода стала лучше. Возьми билеты на самолет.
— Уже.
— Отлично! — обрадовался Денис. — Когда встречать?
— Завтра, вечерним.
— Все! Бросаю пить, приеду за тобой сам!
— Хорошо, — согласилась Кира, прижимая трубку к уху плечом. — Ты уже дома?
Она смотрела на окна его квартиры — там по-прежнему было темно: конечно же он не дома. Соврет, наверное. Если он изменяет той женщине, то обязательно соврет. А если нет, то не пройдет и часа, как этот факт уже будет никому не интересен.
— Еще нет, ужинали всей бандой. Муромец везет нас с Мишкой домой, я был с бодуна, машину не брал.
В трубке стали слышны голоса.
— Тебе тут привет передают! Мишка, держи!
— Привет, ма!
Кира постаралась придать своему голосу радостное звучание:
— Привет!
— Что? Деньги зарабатываешь?
— Трачу! Я уже скоро буду.
— Да, я слышал. Жду, я соскучился.
— Завтра увидимся.
— Целую!
— И я тебя…
Сын. Этой женщине по жизни везло — муж, сын, работа, нормальный мир. Но любое везение рано или поздно заканчивается.
Ей внезапно стало тяжело дышать, словно невидимая рука сжала горло.
Трубку снова взял Давыдов:
— Странно, ты сегодня не ты, какая-то чужая. Неласковая.
— Просто я устала, Денис. У тебя бессонница прошла?
— Гм… Сегодня проверю. А вчера… Неудобно признаться, но в поезде я так надрался, что у меня бессонницы не было — просто свет погасили.
— Серьезно? Сам напился?
— Ну почему сам?
Он хмыкнул.
— Попался мне попутчик… Помнишь, на выставке, на стенде. Высокий такой, в длинном пальто? Лицо, как топор, рот — ящиком?
— Помню, конечно, — подтвердила Кира на всякий случай.
— Ну, вот. С ним и нажрался. У него был с собой коньяк. Не коньяк, а амброзия! Никогда не пил лучше! Странный типчик оказался. Плел черт знает что, рассказывал, что ты хочешь меня убить…
Кира открыла рот, потом закрыла, стиснула зубы и досчитала до пяти. Медленно.
— В общем, расскажу завтра! Мы почти приехали! Ты там не грусти, ладно? Что говорит мужу приличная женщина?
— Целую.
— А еще?
— Я соскучилась.
— Ты точно не ты, — фыркнул Давыдов. — Подменили тебя, наверное! Клещами из тебя тащить надо. Мать, я подозреваю, что у тебя завелся кто-то в Варшаве. Какой-нибудь пан Володыевский!
— Не говори глупости, Денис.
Со своей позиции Кира видела, как возле подъезда затормозил огромный пикап голубого цвета. Яркие фары залили светом и дорожку, и тротуар, и стеклянную входную дверь. Из пикапа вышел Давыдов, потом рядом с ним возник Мишка…
«Не самый лучший вариант, — подумала Кира, — но в принципе можно было бы стрелять».
Мир перед ней развоился, поплыл, но она усилием воли удержала картинку в резкости.
Э, нет, подруга… Так не пойдет. Тебя тут нет, и возвращаться тебе не надо. У меня свои дела, у тебя свои. Разбирайся! Интересно, где ты сейчас? Чувствуешь ли что-то? Куда зашвырнул тебя Кирсанов?
Это ведь не просто твой муж. Это струна, которую надо оборвать, и через пару лет в Сантауне вместо ягеля будет расти трава. Человеческая жизнь — ерундовая оплата за спасенную планету, правда?
Давыдов с сыном зашли в парадное.
— Люблю тебя, — услышала она в трубке.
Теперь голос его звучал гулко. Стало слышно, как открываются двери лифта.
— И я тебя, — отозвалась Кира.
— Хороших тебе снов.
— И тебе, — ответила она и нажала отбой.
Если закрыть глаза, то можно легко представить себе, как скользит по шахте лифтовая кабина. А если считать про себя, то можно с точностью до секунды спрогнозировать действия тех, кто в ней едет.
