— Может, сейчас? А?
Кира пожала плечами:
— У нас один ствол. Куда ты лезешь?
Андрон хмыкнул.
Они рассматривали вертолет и его пассажиров из укрытия.
Это была чужая группа — сомнений не было.
Трое мужиков: один из них здоровущий, как горилла, чернокожий, двое других помельче, но тоже не подарки, а с ними дама легкого поведения — грудастая и в мини. Когда из полицейского геликоптера вываливаются трое мужиков в форме — это одно. А когда с ними вместе выпрыгивает дама, у которой стоимость услуг горит на лбу, — совсем другое.
— И что делать будем? — прошептала Котлетка. — У них вон автомат и две пушки.
— Три, — поправила ее Кира. — У девки тоже пистолет.
Девица размашисто зашагала голыми ногами по мокрому асфальту, и Давыдова сразу сообразила, что в теле парижской проститутки вовсе не женщина.
— И это не девка, — Котлетка ухмыльнулась гнилым ртом. — Не только у меня проблема, да? Ну хоть полегчало!
— Они идут в пирамиду, — сказал Рич, выглянув из-за парапета.
Кира кивнула.
— А куда они еще могут идти?
— Положат нас всех, — оптимизма на лице у Рича не было и близко. Страха, впрочем, тоже. — Кир, нам бы поближе подобраться.
Кира еще раз оценила расстановку сил противника и покачала головой.
— Грамотно стоят. Но есть идея. Котлетка, не хочешь пройтись?
Та медленно повернулась к Кире. С грязного лица клошара на Давыдову глянули внимательные карие глаза:
— С пушечкой? А почему бы и нет? Пройдусь, конечно…
Мир Зеро. Париж. Ноябрь
Первым клошара заметил Мамочка.
Бродяга, больше похожий на передвижную тележку старьевщика, чем на человека, ковылял по площади, припадая на левую ногу.
— Давыд, — позвал Мамочка негромко.
Давыдов с трудом расслышал его через шум дождя и повернулся на голос. Мамочка сделал жест ухоженной старческой кистью, указывая направление, и только тогда Кирилл тоже заметил бездомного, вынырнувшего из темноты и водяной пыли, окутывавшей здание дворца.
Китаец посмотрел на Давыдова с недоумением — мол, ослеп, что ли? Кирилл не ослеп, но был в шоке — его крепко штормило. Штормило так, будто бы он неделю закидывался ковисом и заливал его литрами виски.
Он — Кирилл Давыдов — джамп-мастер, марафонец, почти супермен, только что влетел в это тело из глухого медвежьего угла чужого сознания. Он не вырвался — его отпустили.
Это был знакомый мир — мир Зеро. Проблема заключалась в том, что в этом мире Зеро он одновременно находился в двух местах, а этого не могло быть ни теоретически, ни практически. Просто не могло быть, потому что Касание вполне вписывалось в представления ученых о пространстве и времени, а вот раздвоение личностной матрицы джампера — никак.
Давыдов посмотрел на свои голые коленки, ощутил сырой ветер с Сены, обдувающий его едва прикрытые ягодицы, и почувствовал настоящий страх. Не перед смертью — джампер и безумие, джампер и смерть — это привычные сочетания. Это был страх перед неизвестным, непонятным, необъяснимым, которое в черно-белых представлениях Кирилла, привыкшего мерить свою жизнь войной, не должно было существовать. Но существовало, черт побери! Существовало!
Давыдов собрал волю в кулак, мысленно сжал дрожащий у горла желудок и сосредоточился на чувстве опасности, накрывшее его липкой неприятной волной, едва он завидел бездомного, ковыляющего к ним через дождь.
Правильный клошар. Тут таких хоть пруд пруди, за каждым углом… Но бродяга, идущий к полицейскому вертолету…
— Мне он не нравится, Дывыд, — тихонько произнес Мамочка, поднимая ствол. — Что-то не то…
— Мне тоже… — выдохнул Кирилл. — Китаец, а ну-ка…
Клошар был в тридцати метрах от них. Китаец шагнул вперед, бродяга споткнулся, припал к земле. Мимо уха Давыдова что-то просвистело, а потом по барабанным перепонкам ударил звук выстрела.
Откуда-то сбоку вылетел Лоскуток сшиб Давыдова с ног, закрывая спиной от следующей пули, придавил к мостовой.
Затарахтел автомат Мамочки, но тут же захлебнулся, и он согнулся, держась за плечо.
— Отпусти, идиот… — просипел задавленный Давыдов.
Ни целиться, ни стрелять в таком положении Кирилл не мог. Он отпихнул Лоскутка, и тот, безвольно завалившись на бок, скатился на асфальт, не издав ни единого стона.
Давыдов, сбивая колени, бросился к товарищу.
— Я в порядке, — выдохнул Лоскуток, и оскалился кровавым ртом. — Херня, Давыд, чуток зацепило.
Но зацепило не чуток — мундир на его груди набухал кровью.
— Лоскуток ранен! — крикнул Кирилл, баюкая Толика на руках.
Плотный, словно брандспойтная струя, воздушный поток прижал их к мокрому асфальту.
Гул вращающейся вхолостую вертолетной турбины перешел в надсадное уханье, Кирилл оглянулся.
Трюк с клошаром был отвлекающим маневром — за их спинами взлетал полицейский геликоптер, на который они так рассчитывали. Свист винтов перешел в басовитое гудение, поток воздуха гнал плотную дождевую пыль. Давыдов поднял взгляд и увидел того, кто пробрался за рычаги управления.
Красивая холеная женщина лет сорока, но взгляд…
Давыдов не мог ошибиться: это была она — девушка на роликах с набережной Дуная, едва не вышибившая ему мозги!
Краем глаза Кирилл увидел, как Мамсочка пробует поднять автомат одной рукой, но первый же выстрел отбросил его кисть в сторону — возраст тела подвел, старческие мышцы не удержали оружие. Рявкнул пистолет Китайца, но выпущенная им пуля срикошетила от стекла кабины и с визгом ушла в ночь.
Вертолет завис над ними, опустил нос… Винт превратился в мутную плоскость, в огромную дисковую пилу. Инстинкт Давыдова сработал раньше, чем он успел принять решение. У его нынешнего тела не было мышечной памяти, но сложение у жрицы любви было крепкое, и Лоскутку с этим подфартило. Кирилл забросил полубесчувственного Толика на плечо — позвоночник носителя хрустнул, но выдержал — и припустил прочь, шлепая босыми ступнями по ноябрьским лужам. Он не чувствовал холода, от ревущего за спиной смертоносного диска ему даже стало жарко.
Мамочка, задыхаясь, бежал справа, Китаец топотал у Кирилла за спиной, стреляя по кабине наудачу, но сегодня госпожа фортуна была не на их стороне. Вертолет гнал их на стеклянную стену пирамиды, как пес гонит перед собой отбившихся от отары овец.
— Стреляй! — рявкнул Китаец сзади. — Мамочка, стреляй!
Кирилл попробовал крикнуть, но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.
Мамочка выстрелил — раз, другой третий! Он целил в стеклянные входные двери, и попал, стекло лопнуло от ударов свинца, на доли секунды задумалось а потом обрушилось вниз сверкающим потоком осколков. Они вбежали вовнутрь пирамиды. Давыдов чувствовал, как куски битого стекла впиваются ему в ступни, но в крови кипел адреналин и боли не было. Вниз, вниз, по винтовой лестнице! Поравнявшись с ним, Китаец рванул Лоскутка с Кириллова плеча и забросил себе на спину. Давыдов едва не потерял равновесие, но удержался на ногах.
