— Кара, скажи, ты помнишь, что было во время погружения на рэк?
— Ты чуть не утонул.
— Сам?
Она смотрела на Дениса невинными глазами. Невиннее не бывает. Давыдову снова стало не по себе.
— Конечно сам, — ответила она растерянно. — Денис, что у тебя с памятью? Ты забыл, как я тебя вытаскивала?
— Мама! Ты уже дома?! Как хорошо! А я слышу — кто-то бубнит на кухне!
Мишка, сонный, закутанный в халат не по размеру, неуклюжий, как медвежонок-пестун, обнял Карину, и Давыдов с облегчением усмотрел на лице жены счастливую материнскую улыбку.
Они принялись ворковать, а Дениса как-то сразу попустило. Он сидел с дурацким выражением на лице, подперев небритую физиономию кулаком, и наблюдал за процессом встречи с умилением. Ему очень хотелось верить в лучшее и забыть тяжелый бессонный бред последней недели. Вот только получалось плоховато — уж слишком яркими были впечатления.
— Ну, родители, вы даете! — Мишка заметил стоящие на столе стаканы и бутылку виски. — Утро же! Или вы за встречу и что бы солнце раньше встало?
Он посмотрел на часы.
— Суббота! Восемь утра! Так, вы как хотите, а я досыпать! И не шумите вы так!
Дверь за ним закрылась, и Давыдовы снова остались наедине.
— С нами что-то не так, — сказал Денис чуть погодя. — Карина, давай-ка поговорим начистоту, хорошо?
Она кивнула.
— Я начну первым, — предложил Давыдов. — Клянусь говорить правду и ничего кроме правды. От тебя жду того же.
Он выдохнул, словно не говорить собирался, а махануть граммов двести мексиканской текилы с червячками, и начал говорить.
Сначала Карина слушала мужа спокойно, но по мере изложения событий, на ее лице стали проявляться вполне объяснимые эмоции — растерянность, недоверие и страх.
— Ты с ума сошел? — спросила она, когда он рассказал о записи подводной схватки.
Давыдов молча сходил за ноутбуком, поставил его перед Кариной и включил воспроизведение.
У Карины был очень необычный разрез глаз, но если бы Давыдова в этот момент попросили описать глаза жены, он бы назвал их круглыми. Она охнула, полезла в карман костюма за носовым платком, и что-то упало на пол с металлическим звуком.
Давыдов нагнулся и поставил оброненное на барную стойку.
Запись закончилась.
Давыдовы сидели друг напротив друга, а между ними на столешнице стоял винтовочный патрон — гладкий, сверкающий латунью, смертоносный.
— Твоя очередь исповедоваться, — сказал Денис.
Мир Зеро. Киев. Ноябрь
Телефонный звонок заставил Давыдова зарычать.
Он еще утром поставил трубку в режим «Не беспокоить» до 16:00 и не сразу понял, что за окнами уже сумерки и день закончился.
В спальне мирно спала Карина, получившая от Бровко чудо-таблетку и подробные инструкции «как перестать беспокоиться и начать спать по ночам». Инструкций по поводу «как не пытаться утопить собственного мужа» домашний мозгоправ не дал.
Несмотря на обалделый вид и общее замешательство — натянуть на голову то, что ему рассказывали еще вчера здоровые люди, было задачей непосильной, — доктор с таблетками не ошибся и лекарство вырубило Карину Олеговну за считаные секунды — как Кличко правой приложился.
Денису осталось только укрыть ее пледом, поправить подушку и расположиться караулом в гостиной, чтобы никто ненароком не нарушил лечебный сон любимой жены.
— Спать будет долго, — уведомил его Бровко, застегивая пальто. — Часов 12 как минимум. Психику грузить не надо. Никаких там телевизоров, новостей всяких… Ты уверен, что тебе не нужен отдых?
— Пока нет, — покачал головой Давыдов. — Не получится. Мне срочно роман сдавать…
Бровко поморщился:
— Ой, только не надо! Новицкий тебя расстреляет, наверное…
— А мне его не Новицкому сдавать, между прочим, — грустно пошутил Давыдов.
— Да хоть Господу Богу, — отмахнулся Бровко с раздражением, не подозревая, что весьма близок к истине. — Боишься за свое драгоценное воображение, да? Да ничего тебе не будет! Никуда твое воображение не денется! Отоспишься — и как новенький! Я же не собираюсь тебя на препараты сажать, Денис! Кнопку «reset» на компьютере знаешь? Мне тебя обнулить надо, для перезапуска. И пиши свой роман на радость Новицкому и читателям!
— Не в том дело! — ухмыльнулся Давыдов, и украдкой потер ноющий правый висок.
Бровко его движение засек.
— Мигрень?
— Есть чуток.
— Ты можешь перегореть, Денис, — предупредил Николай и для убедительности покачал перед носом Давыдова указательным пальцем. — Как лампочка. То, что ты мне вчера рассказывал, — это пограничные состояния. Ты уже не воспринимаешь реальность как… — он запнулся, подбирая что-нибудь менее обидное по смыслу, — здравомыслящий человек. Смотри, скоро начнешь спорить с голосами в голове!
— Пройденный этап, — развел руками Давыдов. — Кепку не забудь!
— А я был в кепке? — удивился Бровко.
Денис молча подал ему головной убор:
— Я тебе очень благодарен.
Бровко поднял на Давыдова по-еврейски грустные глаза.
— Давай без шуток, Денис. Мы вчера уже посмеялись? И хватит, пора посмотреть на проблему вблизи. Я не знаю, что у вас происходит в действительности, дорогие мои, но съехавших крыш я видел немало, и наблюдать, как отплывают еще и ваши две… Удовольствие ниже среднего. Нарушения сна, навязчивые идеи, галлюцинации… Это называется симптомами, понимаешь? Не шутками, не ерундой, а симптомами серьезного умственного расстройства! Хочу сообщить, что само по себе оно не проходит! Не было случаев! Может, соберетесь — и ко мне в диспансер? По-тихому, чтобы никто не знал?
— Коля, что ты паникуешь? У нас все в порядке! — отрезал Давыдов и сам себе не поверил. — Ну, тяжелый джет-лаг!
— Ага, — кивнул Бровко, выходя за двери. — Дело твое, конечно. Но учти… Каждый день без медикаментов только осложняет ситуацию. Дай мне помочь вам!
— Ты уже помог!
— Ты издеваешься? — печально спросил Бровко.
— Коля, — произнес Денис как можно более проникновенно. — Ты реально нам помог. Послушай, я понимаю, что мы выглядим психами, но это не так. В этом нет ничего от сумасшествия. Просто я не все могу объяснить.
Двери лифта с легким звоном разъехались, открывая холеное нержавеющее чрево кабины.
— Ты ничего не можешь объяснить.
Давыдов улыбнулся самой вменяемой из своих улыбок.
— Ты помог. Она выспится, все наладится.
— А у тебя?
— У меня уже все в порядке!