Книга Чужие сны, страница 70. Автор книги Ян Валетов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Чужие сны»

Cтраница 70

Дверь закрылась, и кабина пошла вниз.

Давыдов вернулся в квартиру. В зеркале прихожей отражалась сильно потасканная опухшая физиономия, более подходящая гусарскому поручику после недельного запоя, чем известному писателю, вернувшемуся с оздоровительного отдыха.

Впрочем, подумал Денис, проходя на кухню, знавал я писателей покруче любого гусара. Вот Вадик, например, писатель неплохой, хоть и неровный, но истории неизвестно, был ли он трезвым даже при рождении.

Давыдов убрал со стола остатки завтрака, ополоснул чашки и стаканы, сунул тарелки в посудомойку и не без сожаления спрятал бутылку виски в буфет.

На краю стола лежал еще один давно забытый соблазн — сигареты, которые Карина достала из сумочки.

Денис покачал головой, подумал: «Должен же у меня быть хотя бы один недостаток!» и через несколько мгновений уже пускал дым в приоткрытую форточку.

Никакого удовольствия. Сплошное разочарование — во рту стало горько, слюна загустела до состояния соплей на морозе, язык напоминал терку.

Сигарета отправилась в мусорное ведро, а озабоченный и невыспавшийся Давыдов устроился с лэптопом на своем любимом диване в гостиной, расположившись так, чтобы краем глаза видеть кровать, где сладко сопела законная супруга в своей мирной ипостаси.

И случилось то, что случалось всегда, когда Денис «брался за перо»: сон рассеялся, мысль приобрела четкость, пальцы полетели по клавиатуре. Тем более что на этот раз Давыдову не приходилось фантазировать — лишь описывать произошедшее с ним и… совсем чуть-чуть додумывать, когда дело касалось других героев сюжета. Это было внове для Дениса. Нет, он всегда писал легко, ему не приходилось выжимать из себя килобайты текста в муках и терзаниях, обильно политых дешевым «Баллантайном». Но так как события последних дней уже уложились в его голове лучше самого подробного синопсиса, творилось легко, с полпинка, как говаривал уже упомянутый Вадик Гнатущенко после полбанки на грудь. И это давало удивительную свободу, пьянящее ощущение, что этот роман пишет не он, а кто-то другой, но его руками.

Он, черт побери, начал чувствовать себя Дзигой Вертовым от литературы, когда лежащий на журнальном столике телефон ожил и принялся жужжать и подпрыгивать.

— Алло!

Так как Карина до сих пор не вырвалась из объятий медикаментозного Морфея, «алло» было сказано громким шепотом, чтобы не разбудить, но с явным недовольным рокотом в интонации.

— Ага, — сказали с той стороны. — Алло, конечно… Я так понимаю, что ты еще дома?

— Ну а где мне быть? — осведомился Давыдов. — Что-то случилось, Алекс?

Новицкий — а это был он — хмыкнул.

— Забыл, значит?

— Что значит «забыл»? Ничего я не забыл, — ответил Денис, отчаянно роясь в памяти, пытаясь выяснить, что именно и когда он забыл. — Я вообще никого и никогда не забываю…

— И ничего… — подсказал Новицкий.

— Точно, — обрадовался Давыдов. — И никому. Что случилось, Алекс?

— У тебя встреча с читателями, — сообщил Новицкий. — Через полтора часа. А через сорок минут фотосессия. Я понимаю, что ты у нас «Галя балувана», но, Денис Николаевич, все согласованно и расписано еще до вашего, сэр, отъезда на отдых и на выставку.

— Гм… — Денис поглядел на часы.

— Для склероза ты еще молод, — ехидно заметил издатель.

В трубку было слышно, что он что-то жует.

— Для разгильдяйства ты вроде как уже взрослый мальчик. Или снова бухал с представителями высших сил? Так что? Ты выезжаешь? Или мне отменять?

— Ты меня прости, Алекс, — промямлил Давыдов. — Я реально забыл.

— Ты никогда, ничего и никому… Мы же уже выяснили. Скажи честно — трезвый?

— Вполне.

— Ладно. Я тоже выезжаю. Учти, в центре пробки. Я бы на твоем месте ехал на метро.

Пока Давыдов второпях наводил марафет на свою небритую физиономию и прикидывал, как сделать менее заметными мешки под глазами, Беленький привез из школы Мишку. Денис поручил сыну приглядывать за спящей мамой (по расчетам Бровко, Карина через часик должна была вернуться в реальность), а сам попросил Муромца подбросить его на Минскую. Шагать пятнадцать минут по ноябрьской сырости показалось Давыдову плохой идеей.

В метро дышалось трудно, но зато поезда, шедшие к центру, оказались практически пусты — последний на неделе рабочий день заканчивался, киевляне тянулись по домам, в спальные районы, или зависали в центре в бесчисленных барах и кафешках.

Давыдов спустился на платформу и присел на деревянную скамейку, переводя дух.

М-да… С лэптопом на коленях он полагал себя живчиком, но стоило отойти от дивана и рукописи, как картина мгновенно перестала отдавать нежно-розовым. Давали о себе знать несколько бессонных ночей, да и стресс, судя по всему, не прошел бесследно. Сердце, конечно, билось, но, как отметил для себя Денис Николаевич, без особого энтузиазма, как-то вяловато. И весь он чувствовал себя вяловато. И вообще, он сам и его умственные кондиции напоминали…

В голову пришло неприличное сравнение: неприличное, но настолько меткое и уместное, что Давыдов невольно прыснул и огляделся, не смотрит ли на него кто?

На него смотрели.

В любое другое время Давыдов однозначно проигнорировал бы пойманный взгляд, но не сегодня.

Девушка в малиновой куртке с капюшоном.

Юноша в короткой синей парке, отделанной оранжевым.

Девушка слишком быстро отвела глаза и теперь нарочито смотрела куда-то в сторону, но Денис на уровне интуиции ощущал, что она не выпускает его из поля зрения.

Юноша стоял поодаль, но его взгляд Давыдов чувствовал, словно стволы ружья, уткнувшиеся в почку.

Ощущение опасности. Четкое. Зримое. Казалось, что его можно пощупать.

Внутри организма что-то щелкнуло, и Денис почувствовал во рту металлический привкус — в кровь хлынул адреналин. Сердце замерло, трепыхнулось и бросилось молотить в ребра в ритме диско. Вялость смыло гормональной волной, мышцы напряглись так, что зазвенел позвоночник. Давыдову снова пришло в голову неприличное сравнение, но на этот раз смеяться не тянуло — интуиция била тревогу. Очень похожее чувство Давыдов испытывал в самолете, когда их болтало над Карибами, — страх, бессилие и предчувствие чего-то очень плохого, притаившегося рядом, как кобра в высокой траве.

Давыдов встал.

Если бежать направо, то можно успеть к выходу до того, как его перехватят эти двое.

Из тоннеля дунуло плотным сырым потоком. На отполированных спинках рельсов мелькнул желтоватый отблеск головных прожекторов приближающегося состава.

— Паранойя, — сказал сам себе Денис.

И тут же подумал: естественно, паранойя, Бровко, кстати, предупреждал, предлагал таблетки и стационар, надо было слушаться. Ты же сейчас не спишь, Давыдов! Тебя даже не очень плющит — так, слегка, чтобы не расслаблялся, но видения не одолевают. Чего же ты так боишься?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация