Видно было, что тут тоже народ бежал в панике — ни души, все разбросано и перевернуто. И еще — тут было жарко. По-настоящему жарко.
«Тайцы бы радовались», — почему-то подумалось Давыдову.
Но ни одного тайца в округе не наблюдалось.
За стеклами был тот же ночной сумрак, но не ледяной, а пылающий, и ветер заносил в дверь красную сухую пыль, пахнущую раскаленным камнем.
Уткнувшись разбитой мордой в высокий бордюр, у самого входа грустила брошенная «тойота».
— Ебушки-воробушки… — выдохнул Денис Николаевич, теряя остатки интеллигентности. — Как такое может быть? С той стороны все минус тридцать! А с этой?
— Выше тридцати, — сказала Карина, осторожно выставив ладонь на улицу. — Под сорок!
Все еще работающие экраны транслировали на пустой зал красоты острова. В брошенных прокатных конторах на стойках светились компьютеры.
В пустой кондитерской мигала огоньками кофемашина.
— У кого как, — сказал Шевчук, — а у меня в крови уровень кофеина упал до невозможно низкого уровня.
— У меня тоже, — поддержала Карина, оглядываясь. — Мне наружу совсем не хочется…
— Может, свалим отсюда по-быстрому, — раздраженно предложил Давыдов.
— Мы уже свалили из самолета, папа, — рассудительно возразил Мишка. — Тут сейчас безопасно.
Здание снова тряхнуло. Свет на миг вспыхнул ярче, кофейный автомат задорно подмигнул и сверкнул медным боком.
Убийственно серьезный Муромец смотрел на Давыдовых, ожидая сигнала, дробовик выглядел игрушкой в его руках. Тем временем Шевчук, не ожидая согласия Дениса, уже колдовал над кофе-машиной.
— У меня дома такая же… Вы не волнуйтесь, Денис Николаевич, у меня впечатление, что все плохое именно здесь уже произошло. Нам ехать, я подустал, да и погода, если откровенно, не очень… Так почему бы не выпить по чашечке чудесного бодрящего напитка? Это же почти Бразилия! В Португалии в кофе знают толк!
Автомат зашипел, плюнул паром. Шевчук протянул Карине чашку кофе, и та с благодарностью приняла…
«Сдуреть можно, — подумал Давыдов. — Брошенный аэропорт между двух реальностей. Я же только написал о касании, а реальность сделала свои выводы. Никакой фантазии не хватит! Хотя объяснение у происходящего есть. Вместо трех миров теперь один, жар и холод имеются и в нашем мире — вместе. Наверное…»
Он замер и почувствовал, как от пришедшей в голову мысли потеет спина и сводит складками затылок.
Он не ощущал внутри присутствия сознания Кирилла. Впервые за эти ненормальные дни — не ощущал.
Денис позвал его несколько раз, попытался «подвинуться», пропуская Кирилла к «рычагам управления», но ответа не было — сознание перестало двоиться. Не было чужих снов. Остался только один Давыдов. Это должно было принести облегчение, но не принесло. И Денис мог сформулировать почему.
— Эспрессо? — спросил Шевчук, повернувшись к Давыдову. Он улыбался своей белоснежной виниловой улыбкой. И она слегка бесила своим совершенством! — Или американо?
— Кар… Карина! — выдавил из себя Давыдов. — Кира с тобой?
Блаженная улыбка кофейной наркоманки сползла с лица его же-ны. Несколько секунд — и она ответила:
— Ее нет…
— Значит, вторые Давыдовы исчезли? — спросил Юрий Макарович, разглядывая побледневших попутчиков. — Это плохо? Или хорошо? У нас зрада
[20] или перемога?
[21] Что это означает?
Давыдов повернулся к нему:
— Это означает, что они вернулись домой. Вернее, дом нашел их здесь. И это очень плохо!
— Ты хочешь сказать… — начала Карина.
— Да, — перебил ее Давыдов. — Это означает, что «переселение душ», весь этот джампинг и высшая математика больше не нужны. Они здесь, в нашем серединном мире, но уже в своих оболочках.
Он выдохнул, взял из рук Шевчука чашечку кофе и, не чувствуя вкуса, выпил залпом.
Горячий, ароматный кофе лавой прокатился по пищеводу.
— Так что поехали отсюда быстрее… — сказал Денис. — Незваные гости уже рядом. Они идут за нами! И мне надо успеть дописать финал…
Мир Зеро. Мадейра. Ноябрь
Дорога от Фуншала до виллы Шевчука пролегала через ад.
Во всяком случае Давыдов стал задумываться о существовании ледяного ада помимо ада огненного, что само по себе было необычно для убежденного атеиста.
Если бы Евросоюз не выделил острову деньги на строительство тоннелей, превративших многочасовые узкие серпантины в скоростные магистрали, прошивающие горы насквозь, то добраться до гнезда украинского олигарха, свитого у самого берега океана, стало бы невыполнимой задачей.
На счастье, в одной из прокатных контор нашелся джип — огромная «секвойя», в которую можно загрузить даже взвод морских пехотинцев в полном боевом оснащении. Машина явно была оборудована под сафари на бездорожье, для подъема в горы в малодоступных местах — зубатые шины, настоящий полный привод с блокировкой дифференциала…
Муромец даже крякнул от удовольствия, садясь за руль. Шевчук устроился рядом. Остальные разместились сзади.
Давыдов обнял сына и жену и вырубился еще до выезда на дорогу — сказался недосып.
Впрочем, сна хватило ненадолго. Через полчаса он сидел сусликом, тараща глаза в плывущую перед капотом дымную тьму. Было реально страшно. Особенно когда ветер на несколько мгновений разгонял пургу или песчаную хмарь и фары вдруг выхватывали пропасть слева или справа.
Они не ехали — они крались, попадая то на лед, то на не менее скользкие песчаные языки, пересекавшие дорогу. Между льдом и раскаленным песком дорогу заливала вода, песчано-ледяная смесь — густая, скользкая, как слизняк.
В первом же тоннеле они встретили людей. Катаклизм застал их в дороге, и они остались в рукотворной пещере в ожидании окончания кошмара.
Илья осторожно провел громадный джип между припаркованных вдоль стен машин. Люди смотрели на «тойоту» с недоумением — куда едут эти странные люди?
Голландцы попросились выйти. Им явно не хотелось ехать дальше в составе безумной экспедиции, похищающей пилотов и самолеты, да еще в тяжелых погодных условиях.
Шевчук вручил каждому из них по визитной карточке и предложил позвонить в понедельник в его европейский офис. Или просто приехать за вознаграждением, если они не будут болтать, конечно же! Пилоты карточки взяли, но насчет их молчания Давыдов не был бы так уверен.
На выезде из тоннеля началась такая метель, что щетки на лобовом вязли в плотных струях снега. Термометр бортового компьютера показал минус 32 градуса. Фары осветили стволы пальм, разорванных морозом, словно забытые во фризере бутылки. Одно из деревьев рухнуло на дорогу, перегородив ее на три четверти, и метель тут же намела торос.
