История прошлой тени чародея сама вспыхнула в памяти, но Халид промолчал, отвел взгляд и потянулся за лежащей на диване Ласточкой. Холодная рукоять ласково коснулась ладони, и сердце стукнуло чуть громче, отозвавшись предвкушению, горячо разлившемуся по жилам.
Они вышли на улицу, щедро освещенную полной луной. В мертвенном резком свете и дома, и деревья потеряли цвета, но сохранили четкость форм и линий, уподобившись гравюре, вырезанной на потемневшей от времени слоновой кости. Халид полной грудью вдохнул сладкий запах жасмина, одуряющий, как перед дождем, тонкие струйки благовоний, густые потоки кухонных ароматов из харчевен, вонь сточных канав и караван-сараев – пряный причудливый дух большого города. Больше, чем когда-либо, он ощущал себя живым, не зная, благодарить или проклинать за это человека, идущего рядом с ним.
И снова, как три дня назад, они шли по ночной Харузе, но теперь в сторону северных окраин, где улицы стали шире и прямее, а промежутки между домами увеличились. Халид мельком подумал, чувствует ли его спутник шальную, пьянящую прелесть этой ночи? Неподвижное лицо Раэна белело в лунном свете, как мраморная статуя, которой световые блики на краткие мгновения придают видимость жизни. Такие изваяния Халид видел в садах высокородных, загадочно и туманно бесстрастные, неповторимо совершенные, самим своим безмолвием намекающие на что-то…
Вскоре кончились и окраины. До городской стены было еще далеко, и они прошли чередой глухих пустырей под треск цикад и уханье козодоев. Несколько раз лицо Халида почти задевала мягким крылом проносящаяся мимо летучая мышь, а потом в стороне пробежала стайка шакалов.
Ночь жила по законам, возникшим задолго до появления на этой земле человека, лишь снисходительно терпя его присутствие, пока оно не стало чрезмерно навязчивым. Выйдя на равнину, испещренную редкими деревьями и ложащимися от них густыми тенями, Халид вдруг сообразил, куда ведет чародей.
– Мы идем на кладбище?
– Верно. Лучшее место для прогулок при луне. Или ты боишься тех, кто нашел здесь последнее пристанище?
– Вот уж нет, – усмехнулся Халид подобной мысли. – Никогда еще ни один мертвец ничего плохого мне не сделал. Как-то все больше живые пакостили.
– Повезло, – заметил Раэн. – А мне встречались удивительно хлопотные покойники.
– Настоящие ожившие мертвецы? – недоверчиво спросил Халид, подозревая шутку, но чародей был серьезен.
– Именно. Помнится, одного такого я лично отправил к предкам. Думал, что избавился, так негодяй ухитрился вернуться лишь для того, чтобы предъявить мне счет. И едва не преуспел в этом, пока я сообразил, кто именно на меня охотится. А тогда уж охота стала взаимной.
– Судя по тому, что ты жив, добычей оказался он, – предположил Халид, обходя яму с оплывшими краями и перепрыгивая ствол давно рухнувшего дерева.
– В конце концов – да. Но это было нелегко. Можешь поверить, если у кого-то при жизни нрав не из легких, смерть его не улучшит.
Раэн остановился, присматриваясь к чему-то, и решительно свернул правее. Теперь они все глубже забирались в заброшенную часть кладбища. Надгробья вокруг были замшелые и треснувшие, а то и вовсе поваленные, надписи на них стерло беспощадное время. Немногочисленные ухоженные участки перемежались зарослями сорной травы в человеческий рост. Халид вздрогнул, когда из густых кустов им наперерез метнулась горбатая тень, злобно сверкая глазами.
– Смотри-ка, гиена, – удивился чародей. – И как она здесь уцелела?
– Эти твари где угодно проживут, – буркнул Зеринге.
– Не скажи, – возразил Раэн. – Здесь водится кое-кто поопасней, а гиены не любят подобных соседей. Вот у этого дерева мы, пожалуй, и расположимся. – Он пригляделся к ближайшему надгробью на небольшой полянке. – Как ты думаешь, почтенный Рудас ир-Хаби, мир его праху, не обидится?
– Если и так, у себя в гробу пусть обижается сколько угодно, – хмыкнул Халид. – Лишь бы не вылез. Что нам делать на кладбище, да еще в такую пору? Пугать гиен?
– О, старое харузское кладбище – весьма интересное место. Скучать не придется, обещаю. А начнем мы, пожалуй, с ужина. – Раэн качнул корзину, в которой что-то негромко звякнуло, и мечтательно сообщил: – Хозяин «Черного льва» клялся счастьем внуков, что вино с этого виноградника подают к столу самого пресветлейшего шаха. И утку по-аккамски я давно собирался заказать, вот и выпал случай.
– Неплохо для скромного целителя, – усмехнулся Халид. – Неужели тебе так щедро платят за вырванные гнилые зубы и вскрытые чирьи?
– Ну ты и язва, Зеринге, – весело отозвался Раэн, поставив на землю драгоценную корзину и стаскивая в кучу толстые сухие ветки. – Впрочем, до единственного человека, на самом деле умеющего говорить мне гадости, тебе далеко.
– И кто же он?
Халид огляделся: вокруг было тихо и спокойно, как… Как на кладбище, вот именно. И пусть чародей улыбается и болтает, Зеринге уже знал этой легкой беззаботности истинную цену и решил, что в этот раз будет начеку, не позволив никакой нечисти задурить себе голову. А в болтовне, глядишь, и промелькнет что-то полезное, как золотая песчинка в пустой породе.
– Джейвик, мой старший брат, – отозвался Раэн, ломая ветки и складывая будущий костер. – Один из трех сыновей, появившихся у отца перед тем, как боги наказали его мной. Наши семьи… Долго объяснять, но дети у моего народа – величайшая ценность, а вот супружеские узы не слишком крепкие. Мы считаем, что нужно быть вместе только до тех пор, пока жива любовь, а если она уходит, расстаемся и ищем новую. У моего отца четверо сыновей от разных женщин, а теперь еще и две дочери – от пятой. Моя мать умерла, когда я был совсем маленьким… Но Джейвик никак не может мне простить, что отец оставил его мать ради моей.
Халид изумленно взглянул на целителя, пытаясь понять, что услышал. Иметь несколько жен или наложниц – в этом нет ничего странного. Так было у них в племени, да и в Харузе многие мужчины берут себе столько женщин, сколько позволяет мужская сила и толщина кошеля. Но расстаться с одной, потому что захотел другую, – что за глупость! И ладно бы женщина была бесплодна или с тайным пороком! А раз ты посеял семя, которое благодатно взошло, радуйся этому и чти жену, подарившую продолжение твоего рода. И если случилось так, что не хочешь больше брать ее на ложе, оставь в своем доме и позаботься, чтобы мать твоего ребенка ни в чем не нуждалась. Что за народ, где мужчина расстается с женами, оставляя себе только детей и не думая, что будет с их матерями?
– Ну вот, – продолжил Раэн, щелкнув пальцами над ветками, которые немедленно занялись огнем. – С двумя самыми старшими братьями я отлично лажу, зато третий считает святым долгом портить мне жизнь. И я ему за это несказанно благодарен…
Он поворошил ветки, подкинул еще немного хвороста и усмехнулся в ответ на удивление, которое Халид и не думал скрывать.
– Не понимаешь? Видишь ли, Зеринге, друзья могут скрасить жизнь и помочь в трудную минуту. Но враг, умный и непримиримый, знающий все твои слабые места, – это настоящий подарок судьбы. Рассказать историю?
