– Нет, – усмехнулся мистер Норвуд. – Испанцы не были столь проницательны, как вы, капитан. Они лишь хотели, чтобы образованный доктор пытал захваченных в плен англичан и лечил офицеров от гонореи. Ни тем, ни другим заниматься я не хотел, поэтому оказался в цепях и в трюме.
– Как вы вообще попали к испанцам? – спросил Роберт, наливая ему еще вина или эля.
– Долгая история, капитан. – Стейн вновь замолчал, видимо, размышляя, стоит ли довериться Роберту или, как прежде, оставить свои злоключения при себе. Потом, наконец, решился: – Собственно, в плену я находился больше года. Побывал у пиратов – в сущности, они неплохие ребята, я плавал с ними несколько месяцев в качестве судового хирурга, пока их не разгромили испанцы. Таким образом я и попал на «Санта Круз»… А началось все весной прошлого года, когда мы с женой решили отплыть из Нанта
20 в Северную Америку, в Монреаль. По пути наш небольшой корабль окружили берберы
21. Начался бой. Моя жена ждала ребенка. – Голос мужчины дрогнул. – Я был с ней в каюте, когда пушечное ядро разнесло ее в щепки. Каким-то чудом меня отбросило в сторону, а мою жену… Она погибла на месте. – На некоторое время за столом воцарилась тишина. Затем Стейн глубоко вздохнул и продолжил: – Я попал в плен… оглушенный, израненный, со сломанной в трех местах ногой. Меня бросили в трюм, без еды, без воды… я буквально собирал свою ногу по частям, отгоняя от нее полчища голодных корабельных крыс и, клянусь, впервые жалел о том, что остался жив. Впереди меня ждала либо мучительная смерть, либо участь раба где-нибудь в Алжире… но, на мое счастье, через несколько дней корабль берберов был захвачен пиратами. Узнав, что я врач, они сохранили мне жизнь, подлечили и, в общем, обращались со мной вполне сносно. Поверьте, капитан, мне есть с чем сравнивать.
– Верю. – Роберт наполнил свой опустевший стакан. – И искреннее соболезную вашей утрате. Но все еще не понимаю, что вы, шотландец, со своей беременной супругой делали во Франции?
– Я не столь наблюдателен, как вы, капитан, и знаю вас всего несколько часов, но… – Стейн помедлил, прежде чем закончить фразу, – вы кажетесь мне человеком благородным и достойным доверия. Официальная медицина считает физиогномику псевдонаукой, однако я склонен думать, что ее выводы не всегда ошибочны, и в глубине ваших глаз я вижу подтверждение своим мыслям. Вы довольно молоды, но ваш взгляд говорит о долгом пути и немалом жизненном опыте. Да простят меня богословы, я называю таких людей «древние души»: те, кто вновь и вновь приходят на Землю, дабы искупить свои грехи и – не всегда, но часто – предотвратить чужие. Видимо, поэтому вы симпатичны мне, и я могу рассказать вам то, что не открыл бы даже под пытками.
– Ваше мнение делает мне честь, доктор, – склонил голову Роберт. – В качестве ответного жеста даю слово офицера, что подробности этой беседы останутся только между нами, о них не узнает ни одна живая душа. Итак, я весь внимание.
В полумраке за занавесью Мэри и Кейт обменялись тревожными взглядами. Дерзкое и, в некотором роде, пикантное приключение неожиданно приняло серьезный оборот.
– Вы правы насчет моего происхождения. – Стейн задумчиво водил пальцем по краю нетронутого стакана. – Мои родители, люди весьма состоятельные и высокородные, видели во мне будущего государственного деятеля, поэтому дали хорошее образование: сперва на родине, в Шотландии, а затем, в возрасте семнадцати лет, отправили меня в Сорбонну – изучать философию, право и иностранные языки. Но на философском факультете я проучился всего несколько месяцев. Ужасно скучная наука – философия, и совершенно бесполезная. – Мужчина усмехнулся. – Право заинтересовало меня немного больше, и я занимался им еще год, но все равно в конце концов понял, что хочу посвятить жизнь совершенно иному занятию. Я последовал зову сердца и стал изучать медицину, к которой меня влекло. Оставил Сорбонну, Париж и поступил в университет Монпелье, выпускавший личных врачей короля Франции. Пришлось переехать от родственников матери, у которых я жил, и снимать жилье самостоятельно – иначе мои планы тут же оказались бы под угрозой вмешательства со стороны родителей. Стыдно признать, но за шесть лет учебы я так и не осмелился написать им правду и вынужденно лгал в своих письмах, чтобы не лишиться финансовой поддержки. В Монпелье я познакомился с Анаис Меньер, моей будущей женой. Она была дочерью одного из профессоров и училась там же на акушерку. Я влюбился без памяти, и через три месяца самых нежных ухаживаний она приняла мое предложение и мы обвенчались. – Его голос заметно потеплел, и Мэри, не имевшая возможности видеть лицо мужчины, была уверена, что он улыбается. – По окончании университета мы еще год провели в Нанте – практиковали и брали дополнительные уроки у лучших профессоров хирургии. Это было очень счастливое время… но времена, как известно, имеют свойство меняться. – Стейн вновь глубоко вздохнул. – Во Франции постепенно нарастали революционные настроения, становилось неспокойно. Голодные бунты, городские восстания, частые аресты, особенно в университетских кругах, где собирались просвещенные люди, не боявшиеся высказывать свои идеи относительно назревающих реформ… Признаюсь, я был далек от всего этого, поскольку интересовался исключительно медициной, но моя жена читала брошюры мадам де Суаси
22 и прочих сторонниц женского равноправия, посещала дамские клубы, где обсуждались политические проблемы, и я начал волноваться за нее, особенно когда узнал, что у нас будет ребенок. В это же время, зимой 1782 года, я получил письмо от отца, который требовал, чтобы я немедленно вернулся в Шотландию. Меня ждали место на государственной службе и выбранная родителями невеста, какая-то девица из богатой шотландской семьи, с которой я даже не был знаком. А я уже несколько лет был женат и собирался в ближайшее время стать отцом. – Он горько усмехнулся. – И вновь мне не хватило смелости рассказать обо всем самым близким людям. Я понимал, что мое возвращение на родину, в родительский дом, с дипломом врача и женой-француженкой, дочерью бедного профессора медицины, станет для отца и матери настоящим ударом, но и отказываться от избранного пути, любимой женщины и нашего ребенка тоже не собирался. Поэтому я принял решение отправиться в Канаду, где мы могли бы начать новую жизнь. Анаис поддержала меня, мы купили билеты на корабль и отправились в путь. Я хотел написать обо всем родителям по прибытии в Монреаль… но так вышло, что путешествие мое завершилось гораздо раньше. И вот я здесь, в полной мере наказанный высшими силами за свою трусость. Ведь если бы я нашел в себе силы вернуться в Шотландию, мои жена и ребенок были бы живы.
– Путь к истинному призванию не всегда бывает прямым, – проговорил Роберт. – Это мне повезло: я с раннего детства тянулся к морю и знал, что когда-нибудь стану капитаном. И я считаю, что вы проявили достаточную смелость и силу духа, следуя за устремлениями своего сердца. Большинство избрало бы менее трудный путь: сделало политическую карьеру на родине и взяло в жены навязанную родными девушку. – Капитан вновь потянулся за бутылкой, но вовремя остановился. – Благодарю за откровенный рассказ, доктор. Я не знаю, какое решение вы примете теперь, – вернуться домой или, быть может, остаться на Бермудах, чему, признаюсь, я был бы рад, но, в любом случае, вы можете рассчитывать на мою поддержку и всю необходимую помощь.
