– А мы другой и не знали. – Джейн Уотерс насмешливо скривила губы: – Вот только не нужно жалеть нас или, как преподобный Майлз, взывать к нашей совести и уговаривать измениться! Слишком поздно. Зарабатывать иначе мы не умеем, да никто и не даст.
– Я не стану вас уговаривать, – спокойно ответила Кейт, – и не собираюсь жалеть. Я лишь прошу помочь найти дочь миссис Паркер. Семья губернатора готова позаботиться о девочке и найти ей хорошую приемную семью, чтобы спустя много лет она не стояла вот так же на улице и не предлагала себя за бесценок.
Женщина опустила глаза, помолчала, а потом тихо проговорила, глядя в сторону:
– Я точно не знаю, где жила Келли, но постараюсь узнать для вас, мисс. Только больше не приходите сюда. Никогда. Я сама разыщу вас или передам для вас весточку.
– Спасибо, мисс Уотерс. – Кейт облегченно вздохнула и, вспомнив слова Роберта о жадности падших женщин, потянулась было к мешочку на поясе, где лежали мелкие деньги, но Джейн резко перехватила ее руку. А потом осторожно, словно извиняясь за свой порыв, разжала пальцы, покачала головой и, отвернувшись, быстро пошла прочь.
Некоторое время девушка стояла, задумчиво глядя ей вслед. Голос Мэри, окликнувшей ее по имени, заставил Кэтрин вернуться к действительности. Удивительно: прошло всего минут пять, а ей показалось, что разговор длился больше часа и что в окружающем ее пространстве что-то неуловимо изменилось… но пока она не понимала, что именно. Ну, если не считать выражения лица Джейсона, который просто кипел от злости.
– Простите, – пробормотала она, взяла свой зонтик и последовала за подругой и дворецким. Так они и дошли до дома – не проронив ни слова. Уже потом, когда Кейт поднялась в свою комнату, Мэри задержалась внизу и, улучив момент, попросила Джейсона не рассказывать о случившемся губернатору.
– Пожалуйста, не расстраивайте отца перед завтрашней церемонией! – умоляюще глядя на мужчину, проговорила она. – Это может отразиться на его самочувствии.
– Понимаю, мисс, – сухо ответил Джейсон. – Я-то не скажу, но будьте уверены, он все равно узнает. Потому что даже чума не разносится по городу так быстро, как грязные слухи и сплетни.
Глава двадцать первая
«Te Deum laudamus, – торжественно запел хор, и умиротворяющие звуки старинного гимна заполнили внутреннее пространство небольшой церкви. – Te Dominum confitemur…»
42
Ясмин и ее помощницы не подвели: к утру воскресенья новое платье было готово и сидело прекрасно, словно сшитое лучшими лондонскими портнихами. Мэри незаметно погладила приятную на ощупь ткань цвета топленого молока, а потом снова сложила руки на коленях: хорошо, если преподобный Майлз не заметит, что она то и дело отвлекается во время песнопений. Сидящие рядом отец и Роберт, казалось, внимают каждому слову, хотя Мэри почему-то была уверена, что их мысли, так же, как и ее, заняты совершенно другими вещами. Мистер Айвор наверняка готовится выступить с важным объявлением, а Роберт, уже давно не переворачивавший страницу в Книге общих молитв, искусно притворяется вовлеченным в происходящее. О чем он думал, для Мэри оставалось загадкой.
То, что брат не слишком религиозен, не стало для нее открытием, а вот поведение мистера Норвуда удивило девушку. Вместо того чтобы поехать с семьей губернатора в церковь на воскресную службу, пропускать которую порядочным людям не следовало, доктор сказал, что привык возносить хвалу Господу делами, а не словами, и, как обычно, отправился в госпиталь. Разумеется, Мэри слышала о том, что ученые и врачи в большинстве своем атеисты, но… Она повернула голову и бросила взгляд на первые ряды слева от прохода, где расположилось многочисленное семейство Таккеров, в том числе доктор Пелисье с супругой. Вряд ли этот человек был более набожным, чем Стейн Норвуд, но более общительным – бесспорно: до начала службы, пока все рассаживались по своим местам, он вертел головой, улыбался, кланялся, расспрашивал знакомых дам и господ о самочувствии и даже давал советы. Как хорошая актриса, способная чувствовать фальшь, Мэри видела, что это всего лишь игра, но понимала, что человеку, продающему свои услуги, по-другому вести себя невозможно и что радушие и любезность доктора Пелисье помогают ему поддерживать репутацию среди горожан, чего так не хватало мистеру Норвуду.
Девушка вздохнула и, услышав, что преподобный начал читать отрывок из Нового завета, быстро опустила глаза в книгу, делая вид, будто ищет нужные строки. Жаль, что Стейн не счел нужным отложить работу и появиться в церкви в такой важный для нее день. Она могла бы сейчас сидеть рядом с ним, а не между братом и Кэтрин, чувствовать его близость, его тепло, как будто случайно прикасаться к нему и смущенно отводить взгляд. Он стал бы свидетелем ее вхождения в общество, а потом отец представил бы жителям города и его самого…
Размечтавшись, Мэри не заметила, как завершилось чтение псалмов и были произнесены молитвы о здравии короля, духовенства и прихожан; наконец преподобный Майлз благословил собравшихся и, после короткой проповеди, сообщил, что всеми уважаемый господин Эдвард Айвор хочет поделиться радостной новостью. Губернатор поднялся, повернулся к замершей в ожидании пастве, Мэри взволнованно стиснула края молитвенника… но, на ее счастье, вдаваться в какие-либо подробности отец не стал: просто объявил, что Господь послал ему на старости лет утешение в виде дочери, которая родилась и выросла в Эдинбурге и лишь после смерти матери смогла приехать сюда.
– Встань, дитя мое, – попросил он девушку, а потом взял Мэри за руку и вывел на середину центрального нефа, чтобы все могли видеть ее. – Братья и сестры, позвольте представить вам плоть от плоти моей – мисс Мэри-Энн Айвор.
Пристальное внимание множества людей заставило сердце девушки биться чаще. От волнения лица расплывались перед глазами, голоса казались сплошным гулом. «Соберись, Мэри-Энн!» – по привычке велела она себе, улыбнулась так тепло и искренне, что ей невольно заулыбались в ответ, и присела в изящном поклоне.
Она заметила, что придирчивее всего ее разглядывают женщины, особенно молодые девушки, и возблагодарила Бога за то, что Ясмин успела сшить ей красивое платье, что в лавке нашлись подходящие к нему серьги с белыми опалами и что шляпка в тон и легкий палантин довершают ее облик, скромный, женственный и в то же время утонченно-дорогой.
После службы к ним с отцом стали подходить разные люди, даже целые семьи – чтобы поближе познакомиться с Мэри. Сам Гарольд Таккер, грузный седой джентльмен с тяжелым взглядом и большими золотыми часами на цепочке, сдержанно кивнув мистеру Айвору, представил его дочери свою старшую внучку, Эбигейл, которой недавно исполнилось семнадцать, и выразил надежду, что девушки станут подругами. Следом, кланяясь и пряча испуганный взгляд, подошел доктор Пелисье и рассыпался в комплиментах, восхищаясь красотой мисс Айвор и бескорыстной добротой ее подруги. Его оттеснили еще какие-то люди, фамилии и должности которых Мэри тщетно пыталась запомнить. Но, не подавая виду, девушка улыбалась, говорила приятные слова и делала книксены, чувствуя, что совершенно запуталась в череде незнакомых лиц. И как же она обрадовалась, неожиданно разглядев среди них знакомые рыжеватые кудри и озорные глаза, окруженные множеством лучистых морщинок.
