Пристально изучив меню, Бренна поднимает голову.
– Что вы пили в кабинете Малдера? – хмуро спрашивает она меня.
– Коньяк.
– «Реми Мартин»?
– «Хеннесси», чистый.
– Тогда нам два «Хеннесси», пожалуйста, – говорит Бренна официантке.
– Сейчас все будет, – весело щебечет рыжая.
Когда она уходит, я, по-настоящему раскаиваясь, смотрю на Бренну.
– Прости, что ушел в кабинет без тебя. Я правда чувствую себя виноватым.
– Ладно, – отвечает она.
В ее голосе не слышно сарказма, поэтому я решаю, что она говорит искренне. Только вот о чем именно?
– Ты принимаешь мои извинения или просто принимаешь к сведению?
– Выбирай сам, что тебе больше нравится, Джейки.
Слава богу! Дженсен, которую я знаю, вернулась во всей своей красе, дерзко ухмыляясь. Я скучал по ней сегодня.
– Малдер – пафосный мудак, – прямо говорю я. – Ты правда хочешь работать на такого, как он?
– Уверяю тебя, на любом телеканале во всем мире есть такой мудак, а может, и два. И я не буду работать непосредственно с ним. Мною будут руководить рядовые продюсеры и, вероятно, мне не придется часто контактировать с Малдером. Я надеюсь. – На лице Бренны отражаются смешанные чувства. – В понедельник мне устроили экскурсию, и я видела студию «Хоккейного уголка». Было так здорово!
– Кип и Тревор? Обожаю этих парней! Ты только представь, как круто будет стать гостем в их шоу!
– Эй, вполне может быть, мистер Звезда хоккея.
– А как насчет тебя? Ты бы хотела работать за камерой или перед ней? – Я подмигиваю. – Я рекомендую перед камерой. Только подумай, сколько мужиков будут возбуждаться, увидев тебя на экране.
– Вау, как здорово, что все эти хоккейные фанаты будут дрочить, глядя на меня! Мечта любой маленькой девочки.
Я рад, что Бренна наконец начала расслабляться. Ее плечи опущены, впервые за весь вечер, и она больше не напоминает каменную статую. Когда официантка возвращается с нашим коньяком, я поднимаю свой стакан.
– За тебя!
Секунду помедлив, Бренна чокается со мной и повторяет:
– За тебя!
Мы пьем, глядя друг на друга поверх стаканов.
– Мне вот любопытно…
Бренна делает еще глоток.
– Что именно?
– Ты так сильно хочешь пройти эту стажировку из-за своего отца? Он заставил тебя? Или может, ты надеешься впечатлить его?
Она закатывает глаза.
– Нет, нет и нет. Естественно, я начала смотреть хоккей благодаря папе, но он не навязывал мне любовь к нему. Просто в этот вид спорта невозможно было не влюбиться.
– И как ты росла рядом с ним? Он кажется весьма жестким человеком.
– Так и есть.
Но больше Бренна ничего не говорит, и во мне поднимается тревога.
Заметив выражение моего лица, она добавляет:
– Успокойся, у меня было нормальное детство. Папа не бил меня и не делал ничего такого. Мы просто уже не так близки, как раньше. И да, иногда он может быть той еще задницей. Ну, понимаешь, прав всегда только он. Но, наверное, это просто из-за его работы.
Я думаю про своего тренера и про то, каким становится его лицо при упоминании имени Чеда Дженсена.
– Тренер Педерсен ненавидит твоего отца.
– И это взаимно. Им, видимо, есть что вспомнить.
– Вспомнить, – повторяю я, качая головой. – Прошлое – все же такая ерунда! Не понимаю, почему люди не отпускают его. Почему они не могут оставить прошлое в прошлом? Что было, то было – так какой смысл продолжать цепляться за это?
– Согласна с тобой. – Ее взгляд становится задумчивым. – Я стараюсь не думать о прошлом.
– Разве ты только что не сказала мне, что твоей жизни нет никаких темных и мрачных тайн?
– Нет, я сказала тебе, что у меня было нормальное детство. Но ничего не говорила о темном прошлом.
Ну да, в этом же нет ничего интересного.
– Дай угадаю. Ты не собираешься ничего мне рассказывать.
– Умничка, садись, пять.
Мы продолжаем попивать коньяк. Я смотрю на ее рот, на то, как ее нижняя губа прикасается к краю стакана, прежде чем она ставит его на стол.
– О чем ты сейчас думаешь? – спрашивает Бренна.
– Тебе лучше не знать.
– А ты все равно расскажи.
– Я думаю о твоих губах.
И эти губы тут же медленно кривятся в усмешке.
– И что с ними?
– Мне интересно, какие они на вкус.
– Наверное, как коньяк.
Я ставлю стакан на стол и пересаживаюсь.
– Куда ты… – Бренна замолкает, когда я втискиваюсь рядом с ней. – Я не в настроении, Коннелли.
– Не в настроении для чего?
Мы сидим так близко, что наши бедра соприкасаются. Я вытягиваю одну руку вдоль сидения, вторую кладу на стол и разворачиваюсь к ней.
– Да ладно, неужели ты не хочешь узнать?
– Что узнать?
– Есть ли между нами искры.
– «Искры» – это слишком сильно сказано.
– Не согласен. – Я облизываю нижнюю губу, и ее взгляд следит за моим языком.
Бренна вздыхает.
– Ты очень сексуальный.
Я ухмыляюсь.
– Я знаю.
– И ты очень самоуверенный.
– И это я тоже знаю.
Она перебрасывает волосы через плечо. Не знаю, специально ли, чтобы привлечь внимание к своей лебединой шее, но в любом случае, ей это удается. Мне хочется уткнуться в нее лицом и вдохнуть аромат.
– Ты очень сексуальная, – повторяю я ее фразу вдруг охрипшим голосом.
Бренна усмехается.
– Я знаю.
– И очень самоуверенная.
– Это да.
– Значит, мы похожи?
– Может быть. И поэтому, наверное, это не сработает.
Я склоняю голову набок.
– Не сработает… что ты имеешь в виду?
– Мы вряд ли сможем быть парой.
В ответ я смеюсь низким, дразнящим смехом.
– Кто сказал, что я хочу, чтобы мы были парой? Прямо сейчас я хочу узнать, есть ли между нами химия.
Бренна наклоняется ближе, и ее теплое дыхание щекочет мой подбородок. Положив руку мне на колено, она поглаживает меня большим пальцем, а потом медленно ведет ладонь к моей ширинке. Невозможно, чтобы она не заметила выпуклость на моих штанах. Она не накрывает ее ладонью, не сжимает. Лишь проводит сверху ногтем, и я издаю громкий стон.
