Я вхожу в дом Саммер. К моему удивлению, меня не вымазывают дегтем и не валяют в перьях
[27]. Более того, когда я просовываю голову в гостиную, сидящий на диване Холлис поднимает на меня глаза и рассеянно говорит:
– Привет, Дженсен.
– Что, и все? Никаких гневных криков?
– А зачем мне кричать?
Я потрясенно смотрю на него.
– Ты прикалываешься? Когда мы разговаривали в последний раз, ты обозвал меня предательницей.
– А, точно.
Я еще ни разу не видела его таким невеселым и безучастным. Через секунду до меня доходит, что он даже не смотрит телик. Просто сидит перед черным экраном, а его телефон лежит на кофейном столике.
– Что происходит? – спрашиваю я. – Ты в порядке? Где Саммер и Фитц? Наверху?
– Нет, они поехали за пиццей. Саммер отказывается от доставки с тех пор, как курьер начал наезжать на нее из-за того, что она дала ему пять долларов на чаевые.
– А пять долларов разве мало?
Если да, то я уже много лет даю доставщикам пиццы ничтожные чаевые.
– По мнению Мистера Скупердяя мало.
Я расстегиваю куртку, возвращаюсь в прихожую, чтобы повесить ее, а потом сажусь на диван рядом с Холлисом. Его отсутствующий взгляд тревожит меня, если не сказать больше.
– Ладно, а теперь расскажи, что с тобой?
Он пожимает плечами.
– Ничего. Готовлюсь к итоговым экзаменам. Рупи бросила меня, но это фигня.
– Погоди, что? – Я в шоке. – Серьезно? Почему она бросила тебя?
– Не имеет значения. Да и кому какое дело, верно? – Холлис вскакивает на ноги. – Пойду возьму пива. Тебе принести?
– Да, давай. Но разговор не окончен.
– Окончен.
Когда он возвращается и протягивает мне бутылку «Бад Лайт», я тут же вспоминаю наше с Джейком свидание в боулинг-клубе и то, как мы давились этим водянистым пивом. Кстати, меня ничуть не удивляет, что Холлис выбрал именно его. Он точно из тех парней, которые предпочитают «Бад Лайт».
– Мне не нравится эта лапша.
– Какая лапша? Ты о чем?
– Лапша, которую ты вешаешь мне на уши, пытаясь заставить поверить, что тебе все равно, что Рупи бросила тебя. Тебе не все равно. Она тебе нравилась.
– Нет. Она действовала мне на нервы.
– Да ну? Тогда почему ты продолжал тусоваться с ней?
– Потому что хотел залезть к ней в трусики, Бренна. Давай, надо соображать быстрее.
– Ну-ну. Значит, тебе от нее был нужен только секс?
– Да. Но больше мне не придется надрываться. Целые толпы девушек выстраиваются в очередь, чтобы потрахаться со мной. Так что это было настоящим освобождением.
Но ему не удается убедить меня.
– Признайся уже, Холлис! Она тебе нравится. Ты обожаешь ее пронзительный голос, обожаешь, когда она командует тобой, обожаешь ее беспрерывную болтовню!
– Нет, – продолжает настаивать он, – она ведь даже не в моем вкусе!
– Пусть так, но она не хоккейная фанатка с внешностью фотомодели и уж точно не одна из тех пластиковых кукол, на которых ты обычно западаешь в «Малоун». Она странная, миниатюрная и феноменально уверенная в себе. – Я ухмыляюсь ему. – И она тебе нравится. Признай. Это.
Кончики его ушей становятся красными. Холлис проводит руками по волосам, а потом угрюмо выпячивает подбородок.
– Я начал испытывать к ней определенные чувства, – наконец признается он.
– Ха! – торжествующе восклицаю я. – Я так и знала! Так позвони ей и скажи об этом.
– Ни за что. Она бросила меня. – Холлис смотрит на меня с вызовом. – Если бы твой подлый бойфренд из Гарварда бросил тебя, ты бы стала бегать за ним?
Я начинаю истерически хохотать. Не могу остановиться. Уткнувшись головой в плечо Холлиса, я захожусь в приступах неконтролируемого смеха.
– Что с тобой? – растерянно спрашивает Майк. – Дженсен, ты что, обкурилась?
– Нет, просто… – я снова хихикаю. – Он и правда бросил меня.
Холлис, оторопев, распрямляется, и моя голова соскальзывает с его плеча. В округлившихся голубых глазах мелькает удивление.
– Ты серьезно? Он обкурился?
– Нет, он ничего не курил, и да, я серьезно. Он порвал со мной вчера. Сказал, что ему нужно сосредоточиться на чемпионате и его команде, я слишком его отвлекаю, бла-бла-бла.
– Бред сивой кобылы! Я всегда знал, что парни в Гарварде те еще идиоты, но это совершенно новый уровень идиотизма! Он вообще видел тебя? Ты же самая горячая девчонка на этой планете!
И пусть комплимент звучит из уст Майка Холлиса, я все равно приятно польщена.
– Спасибо, Холлис.
Он закидывает руку мне на плечо.
– Это лишь подтверждает то, что я и так уже знал. Гарвард – отстой, а Коннелли – выродок.
– Полностью с тобой согласен, – растягивая гласные, говорит Хантер, входя в гостиную с бутылкой пива в руке. Он пьет «Фаундерс Олл Дэй ИПА»… Стоп, а почему мне его не предложили?
Я морщусь, заметив гипсовую повязку на его левом запястье. По крайней мере, не на правом, значит, он все еще может пользоваться своей ведущей рукой. Сезон все равно закончился, так что новых матчей он не пропустит. И тем не менее, вид гипсовой повязки вызывает во мне прилив сочувствия к парню.
– Привет, – осторожно говорю я, – как запястье?
– Что? Ты не видишь? – Хантер поднимает руку. – Оно сломано.
Но в его голосе слышится не злость, а смирение.
– Я могу его подписать?
– Прости, но Холлис уже все испортил, – сухо отвечает Хантер и подходит к дивану, чтобы я получше рассмотрела гипс.
Черной ручкой на нем нарисован член с яйцами.
Я вздыхаю.
– Детский сад, Холлис. Кстати, ты удивительно детально изобразил яйца.
Он пожимает плечами.
– Ну, знаете, как говорят.
Я хмурю лоб.
– Нет, и что говорят?
Хантер усаживается в кресло.
– Мне тоже любопытно узнать.
– Какого хрена? Вы серьезно? Вообще-то мне больше нечего к этому добавить, – недовольно ворчит Майк. – Большинство людей не задают вопросов, когда им говорят: «Знаете, как говорят».
Я бы с радостью провела день в голове Холлиса. Но только день. Чуть больше, и я, вероятно, окажусь запертой в Изнанке
[28].
