Они посмотрели запись еще раз. Блум остановила ее на реплике Ди: «А что было, когда вы рисовали четырехлистный клевер, Рейне? Ваше желание должно было исполниться?»
– А теперь внимательно смотри на Рейне, – сказала Блум и включила воспроизведение.
Рейне Даниэльссон вздрогнул, очень заметно, как будто его ударили. Блум снова нажала на паузу.
– Что здесь происходит? – спросила она.
Стол скрывал нижние половины тел Йессики и Рейне. И все же Бергеру показалось, что он видит. Он ответил:
– У тебя есть привычка класть руку мне на бедро, когда я вот-вот вспылю или проговорюсь.
– Это случается чаще, чем хотелось бы. Но я понимаю, на что ты намекаешь.
– Рейне время от времени вздрагивал во время допроса. Лена Нильссон не просто клала руку ему на бедро, так что мы не видели, она его щипала. Это в нужный момент останавливало Рейне. Она выдрессировала его, но не решалась оставить без присмотра. Она сидела там, серая и неприметная, и играла роль укротительницы.
– Не бросаясь в глаза, направляла разговор? Она к тому времени уже давно работала с психически больными людьми, и, видимо, нашла правильные приемы для управления некоторыми из них. Но нам надо вернуться в более отдаленное прошлое. Что мы знаем о ее детстве в Рогсведе?
– Ничего, – ответил Бергер. – На самом деле ничего.
– Она была единственным ребенком в семье. Гимназия в Худдинге. Непонятная поездка на год в США сразу после этого. Возвращение, обучение на медсестру в Красном Кресте, временные работы ночной сиделкой в психлечебницах и домах престарелых. Экзамены, работа в бассейне в больнице святого Георгия, в основном с психически больными. Именно в то время она познакомилась с Эдди Карлссоном.
– Это случилось на работе? – спросил Бергер. – Эдди был пациентом?
Блум покачала головой.
– Может быть, соцработник Лаура Энокссон что-то об этом знает, нам надо будет связаться с ней попозже. Как бы то ни было, весной пятого года Йессика Юнссон стала Леной Нильссон. Через два года случилась Орса. Позволь мне немного пошарить в Интернете.
Бергер не возражал.
– Надо основательнее изучить два пустых года, – сказала Блум, ожесточенно стуча по клавиатуре ноутбука. – Да, ее переселяют в Фалун сразу после выдачи новых документов, и там она начинает работать в приюте, где уже находятся и Карл Хедблум, и Рейне Даниэльссон. Она обводит неустойчивого Рейне вокруг мизинца. Она знает историю Карла, про маму и полено, и заимствует метод. Вскоре после Орсы, в октябре седьмого года, она увольняется. А Рейне покидает приют месяц-другой спустя. Можно предположить, что Рейне поселяется дома у Лены Нильссон.
– Она тогда все еще живет в Фалуне? Безработная? Новая работа?
– Хм, а вот это уже интересно, – сказала Блум, не отрываясь от монитора. – Она устраивается на новую работу, в психиатрическое отделение Сконской университетской больницы в Мальмё. Она работает там, когда ее коллега Метте Хеккеруп погибает в аварии на шоссе E6. Приблизительно через полгода Лена снова меняет место работы, на сей раз это Сальгренская университетская больница…
– В Гётеборге, – закончил за нее Бергер. – Итак, она жила в Гётеборге, когда в гостиничном номере «Готиа Тауэрс» была убита Лиза Видстранд?
– Да. Через несколько месяцев в том же две тысячи десятом году Лена Нильссон покупает дом в Порьюсе и, видимо, переезжает туда. Потом, когда она возвращается к своему прежнему имени, дом автоматически переходит во владение Йессики Юнссон. В этот момент из документов о покупке дома исчезают все упоминания Лены Нильссон.
– То есть Рейне жил с ней в доме в Порьюсе?
– Вероятно, он также жил с ней в Фалуне, Мальмё и Гётеборге, не попавшись никому на глаза. Я тут нашла еще кое-что об Эдди Карлссоне. Полиция не знала, что он вернулся в Швецию из Таиланда, иначе он попал бы в тюрьму. Преступление, совершенное им в отношении Йессики, было квалифицировано как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, для него срок давности пятнадцать лет. Его опознали как Эдди Карлссона только после смерти от сильной передозировки в подвале в Багармоссене осенью две тысячи одиннадцатого года. И анализ ДНК тоже подтвердил его личность. Угадай, от какого наркотика он умер?
– Мне начинает казаться, что там был целый коктейль…
– Верно. Коктейль из метамфетамина и феназепама. Эдди вколол его себе в количестве, которое в пять раз превышает смертельную дозу. Один его приятель-наркоман во время допроса показал, что Эдди контрабандой привез из Таиланда большую партию именно этой смеси. Согласно его показаниям, Эдди сказал: «На этот раз никакая тварь не сопрет у меня это дерьмо». Остатки партии так и не были найдены.
– Зато порциями поставляются Карлу Хедблуму в Сетер, – сказал Бергер. – В конце концов, Йессика извлекла немного пользы из Эдди…
– А не надо ли это толковать как намек на то, что она уже крала у него наркотики? «На этот раз никакая тварь не сопрет у меня это дерьмо». Она уже проделывала это раньше. Возможно, это объясняет, как им с Рейне удавалось обеспечивать себя все эти годы.
– Не исключено…
– Как она нашла Эдди, непонятно. Она также не стала оставлять свою подпись на трупе. Ни полена, ни ножа, ни шариковой ручки, ни четырехлистного клевера.
– Не тот случай, когда уместно оставлять следы, – предположил Бергер.
– Однако здесь упоминается одна деталь, – сказала Блум, склонившись к экрану. – В отчете судмедэксперта. Эдди был кастрирован.
– Кастрирован?
– И даже не частично. Половые органы были удалены полностью, все подчистую.
– Безумие. Но разве это не должно было вызвать подозрения у полиции? Тогда ведь это явное убийство? И в этом случае Йессика попала бы в число подозреваемых.
– Раны затянулись, шрамы не были свежими. Причиной смерти явилась передозировка, и только она. Предположили, что с ним произошел несчастный случай в Таиланде, где он вел весьма бурную жизнь. Однако стоит добавить, что его приятели не видели его пару месяцев, а подвал, в котором его нашли, находился в заброшенном доме, в который они никогда не заходили.
– Погоди-ка. Пару месяцев?
Блум застонала:
– Мне рисуется сценарий, который совпадает с нашими предположениями касательно характера Йессики Юнссон.
Бергер продолжил мысль, чувствуя, как бледнеет:
– Они с Рейне похитили Эдди, отвезли его в заброшенный подвал, привязали и медленно оттяпали член, безжалостно, но с хирургической точностью. Наверняка ему делались переливания крови, ставились капельницы и вкалывались антибиотики, все что угодно, кроме обезболивающих лекарств. Эдди выжил, хотя ему пришлось испытать нечеловеческие муки, да кроме того, у него была страшная ломка. Йессика сохраняла ему жизнь и ждала, когда не только затянутся раны, но и образуются шрамы. И только после этого вколола ему смертельную дозу.
