– Попытайтесь, – попросил Бергер, глядя на Йессику и листок клевера.
Она попыталась. И прочитала вслух:
– «Когда находишь четырехлистный клевер, можно загадать желание».
Бергер кивнул. Блум кивнула. Эбба Хульт дочитала фразу:
– «Я не хочу никакого братика».
30
Вторник, 24 ноября, 02:11
Вместо, вполне возможно, опасного для жизни мясного бульона они уже давно пили кофе. Черный и суровый кофе, выпив которого нельзя не бодрствовать всю ночь. И теперь они сидели в домике Блум и выпученными глазами пялились в пустой монитор.
До смертельно опасного бульона была, разумеется, еще остановка на заправке на выезде из Елливаре и пара горячих сосисок, вероятно, еще более опасных, но божественных на вкус. Потом Блум пошла искать туалет, а Бергер поспешил вернуться на улицу. Он стоял, прислонившись к только что заправленному джипу и отвернувшись от камер наблюдения, и смотрел на своем мобильном очень короткую видеозапись: указательный палец движется по кнопочной панели спутникового телефона. Потом позвонил с этого же мобильного.
– Да, Сэм? – раздался в трубке голос Ди.
– Срочно и совершенно секретно. У тебя есть на примете информатор?
– О нет, только не это, – вздохнула Ди. – Что, еще один труп?
– За кого ты меня принимаешь? – не вполне искренне возмутился Бергер.
– Тебе лучше не знать. Так в чем дело?
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь набрал номер мобильного телефона. Кто-нибудь, кого никак нельзя связать ни с тобой, ни со мной. Пусть внимательно послушает, что скажет тот, кто ему ответит. Я надеюсь, что он назовет свое имя. После этого пусть информатор проорет в трубку пьяным голосом какой-нибудь бред, чтобы это сошло за неправильно набранный номер. Ты сможешь это организовать?
– И ты, конечно, не расскажешь мне, в чем дело? – сказала Ди.
– Ради твоей же безопасности. Так что, сделаешь?
– Не сию минуту.
– Когда тебе будет удобнее. Ответь по мейлу и никак иначе. Используй наш старый код.
– Ага. Даже так?
После чего Бергер назвал номер телефона и положил трубку.
И вот теперь Бергер и Блум сидели в темноте, вперив взгляды в монитор ноутбука, который, казалось, умер.
– Прошло уже одиннадцать минут после назначенного времени, – сказал Бергер.
Он посмотрел на Блум, но больше ничего не добавил. Время шло. Двенадцать минут, тринадцать. Четырнадцать. Бергер сделал еще глоток из чашки с холодным и черным, как сажа, кофе. Он стекал по горлу так же медленно, как текли секунды в темном домике.
– Отец, – снова заговорил Бергер. – Уве Юнссон, живущий в Новой Зеландии. Профессор нейроэндокринологии. Думаешь, стоит с ним связаться?
Блум только помотала головой.
– Тебе даже не интересно узнать, что такое нейроэндокринология?
Снова тот же ответ, только более энергично. Восемнадцать минут, девятнадцать. Бергер продолжил:
– Ей было восемь лет, и она привыкла быть единственным ребенком. Ее мама забеременела, ждала мальчика. И вот Йессика находит четырехлистный клевер. Она могла загадать желание, и она пожелала, чтобы братика не было. Вскоре ее желание сбылось, но самым ужасным образом, какой только можно себе вообразить. Четырехлистный клевер является символом того, что она жестоким способом разрывает связь между матерью и сыном.
– Ты можешь помолчать?
Бергер умолк. Он был согласен с Блум. Ему следовало молчать.
В два часа двадцать две минуты компьютер задребезжал, весьма настойчиво, и с виду безжизненный экран осветился окошком Скайпа, в котором пока были видны только помехи. Сквозь них донесся голос:
– Hello! Did I call the right number? Ms Bloom?
– Yes. This is Molly Blom. We have a slight problem with the image. Is this Ms Wiankowska? Joy Wiankowska from Los Angeles?
– That’s about right,
[5] – ответили помехи и начали постепенно превращаться в человеческий силуэт.
Вдруг появилось изображение. Оранжевый закат осветил темный домик, демонстрируя, каким может быть солнце. Силуэт превратился в стройную женщину лет сорока, не больше, со слегка славянскими чертами лица и разноцветным напитком, стоящим перед ней. Он удачно гармонировал с океаном за спиной у женщины, в который только что погрузилось солнце. Голос с несколько утрированным калифорнийским акцентом спросил:
– Если я правильно поняла, вы гарантируете, что это не является официальными показаниями, которые записываются полицией?
– Я частный детектив, – ответила Блум на совершенно неожиданном оксфордском английском. – Ни одно слово не покинет моего кабинета.
– Не то чтобы мне было что скрывать…
– Речь не о вас, мисс Вианковска. Меня интересует одна ваша старая знакомая, и никакие ваши заявления не будут истолкованы против вас.
– Старая знакомая? Из Швеции? Йессика?
– Тонкая дедукция, – восхитился голос с оксфордским акцентом. – Насколько я поняла, в тысяча девятьсот девяносто восьмом году вы с Йессикой Юнссон какое-то время вместе снимали квартиру в Голливуде. Это так? Вы обе были молоды, познакомились в Интернете, и вы вроде бы могли помочь Йессике устроиться на работу?
– Это было давно, – сказала Джой Вианковска, наморщив лоб. – Я тогда вела совсем другой образ жизни. Окружала себя не теми людьми.
– Как и у Йессики, у вас, наверное, было очень тяжелое прошлое? Не мое дело раздавать суровые моральные оценки, да и цели такой у меня нет. Я только знаю, что Йессика, собираясь уехать из Швеции, указала вас как свое контактное лицо в США.
– О боже, да. Мы с ней довольно много болтали в одном сообществе. В то время я еще не нашла правильного пути, чтобы разобраться со своим прошлым. Потом пришлось потратить немало часов на психотерапию.
– Просто расскажите, что вы помните. Можно я буду называть вас Джой?
– Потому что вы, вероятно, не можете выговорить «Вианковска», – рассмеялась Вианковска. – Хорошо, Молли. Я и сама уже едва могу это произнести. К счастью, скоро меня будут звать Кэбот. Джой Кэбот. И тогда трансформация завершится. Я сижу в данный момент на одном из четырех балконов дома в имении Кэботов в Санта-Барбаре.
– Вы с Йессикой познакомились в Сети?
– Да, нас свело любопытство.
– Любопытство?
– Было ощущение, что обычная благопристойная сексуальная жизнь не для таких, как мы, с нашим прошлым.
