– Когда она наклонялась вперед, я ее видела; когда она откидывалась назад, она исчезала. Думаю, это из-за шторы на окне. Специальное освещение? Пожалуй, что так. У меня по лицу текла кровь, заливая глаза, поэтому я видела этих выродков как будто в красном тумане.
– Что они делали?
– Не знаю. Они были голыми. Диван покрывала полиэтиленовая пленка, потом я заметила, что и пол тоже. Я помню звук, с которым их задницы терлись о диван…
Ди глубоко вздохнула. Она хотела прекратить разговор. Хотела ограничиться уже сказанным, уйти, вспомнить о своей семье, подумать о своей чудесной дочке Люкке, дать себе немного времени, чтобы снова попытаться свыкнуться с мыслью о безнадежном безумии этого мира. Как она уже поступала не раз. Но вместо этого она спросила:
– Что было потом?
– Движения расплывчатых фигур. Выглядело как секс, но на самом деле не знаю.
– У Рейне была эрекция?
– Дико, но факт: я не знаю. Все происходило словно за ширмой.
– Но Йессика ведь должна была что-то говорить?
– Она ни разу не заговорила со мной. Она только указывала ему, что он должен со мной делать…
– Сексуальные действия?
– Нет. Вообще, я думаю, он импотент… Нет, она говорила ему, как он должен меня бить, я время от времени теряла сознание. Это было адски больно.
– Она приказывала ему бить вас?
– И как именно. Она уточняла как. Это я помню. Как-то раз я надолго отключилась. Я думала, что умираю. Помню, что выкрикнула имя Ритвы, имя Хосе Марии. Я порадовалась, что эти звуки последними сорвутся с моих губ в этой проклятой, грязной жизни. Это как-то примиряло со всем тем дерьмом, которое творилось вокруг.
– Но вы снова очнулись?
– Я очнулась от ощущения свободы, хотя бы ненадолго. Мне отвязали ноги и поднимали их вверх. Странно, но проделывала это всё она. А он занимался чем-то другим.
– Вам трудно об этом говорить?
– Обо всем трудно говорить. Он рисовал у меня на бедре ручкой.
– Так это он рисовал? Не она?
– Он. Только в эти мгновения он казался довольным. Но я понятия не имею, что он нарисовал.
– Четырехлистный клевер, – ответила Ди несколько удивленно. – А что потом?
– Она сказала что-то про нож. Он его достал, замахнулся на меня. Я увидела, как нож вонзается мне в руку. Боль пришла только через несколько секунд. В это время что-то происходило в темноте, я снова заметила движения. Я видела, как течет моя кровь. Я видела, как нож снова поднимается надо мной. Важно было увидеть, как он замахивается. Если выпадет еще шанс.
– Фарида, вы можете продолжить, когда соберетесь с силами, – сказала Ди, чувствуя, как дрожит ее лежащая на колене рука.
– Я снова пришла в себя. Не знаю, сколько времени прошло, но за окном было темно. Опять. Я видела свое тело, покрытое кровью, наверное, лунный свет пробивался через занавеску. Я чувствовала, что умираю. А она спала на диване, я слышала ее храп. Но он бодрствовал и смотрел на меня. Я принялась просить его, я помню, что я умоляла его, собрав все оставшиеся силы, тихо, чтобы не разбудить ее. Я просила его отпустить меня, молила и заклинала, и он действительно встал, не разбудив ее, и подошел ко мне. Я заглянула ему в глаза, они оказались не такими мертвыми, как я предполагала, в них что-то светилось: жизнь, может быть, даже какая-то идиотская доброта посреди всего безумия. Он взял нож, но не так, как раньше, не для того, чтобы ударить или убить меня, а скорее для того – я не знаю, может, я бредила, – чтобы резануть по связывавшим меня путам, а не по мне. Но тут проснулась она. Дернулась, подскочила и зарычала что-то. До меня только что дошло, что это было его имя. Она рявкнула: «Рейне!» Он отшатнулся, ссутулился и переложил нож в руке, так что тот снова превратился в орудие убийства, готовое к атаке. Я узнала этот жест, а я как-никак после беременности много занималась единоборствами. Я понимала, что получила один-единственный шанс, потому что он занес нож прямо над моими запястьями, и так и получилось: он ударил туда, куда я рассчитывала, а я бросилась вперед, насколько это было возможно, чтобы нож попал в запястье. Я помню, что он отрезал мне кусок кисти, но заодно разрезал и чертов ремень, и мне удалось перехватить нож, отнять его правой рукой, замахнуться и ударить этого ублюдка изо всех сил ручкой ножа по затылку. Он рухнул, а я моментально разрезала второй ремень, еще раз ударила по затылку, там что-то хрустнуло. Когда эта сволочь свалилась на пол и осталась лежать, баба подскочила, заревела, а я нагнулась, чувствуя, что лишаюсь и сил, и крови, но дотянулась до лодыжек, разрезала ремни и там. Потом встала, врезала пяткой по затылку мужику, корчившемуся на полу, впечатала его ногой в тот полиэтиленовый ад. Его хозяйка двинулась на меня, но у меня был нож, и я поднялась по лестнице. Она шипела мне вслед, как сумасшедшее животное, как будто играла спектакль. В двери был ключ, я повернула его и вытащила из замка. Потом я метнула нож в эту чокнутую, выбежала и заперла за собой дверь. В доме была кромешная тьма, я с трудом нашла дверь на улицу. Буквально в двух шагах от дома начинался лес, и я бежала, пока не упала, когда первые лучи июльского солнца заструились между веток деревьев. Я посмотрела на свое тело, оно было красным от крови. А потом появился тот мальчик в забавной форме и с самым белым лицом, которое я когда-либо видела. Он смотрел на меня, вытаращив глаза и зажав рот руками, но даже тогда я не думала, что меня спасут и я выживу.
Фарида Хесари умолкла. Она стояла, но Ди не заметила, в какой момент своего рассказа она поднялась со стула. Все замерло, и вся комната словно превратилась в лед.
Ди тоже встала. Немного неловко протянула руки навстречу Фариде. Какое-то время они так и простояли. Ди чувствовала, как по щекам катятся слезы, но даже и не думала их вытирать.
Потом Фарида Хесари бросилась в ее объятия. Они долго стояли, прижавшись друг к другу. Их заливал свет, им удалось победить его холодное ледяное безразличие. Они не хотели прерывать объятие.
В ту секунду, когда они все же разомкнули руки, Фарида шепнула:
– Я соврала.
Ди посмотрела на нее, все еще держа ее за плечи, очень бережно. Они снова обнялись.
– О чем вы соврали, Фарида? – спросила Ди.
– Он сам разрезал ремни, – прошептала Фарида. – Он освободил и выпустил меня. Она все это время спала.
Ди закрыла глаза. Конечно, так и было.
В таком состоянии, в каком находилась Фарида в тот момент, невозможны были никакие подвиги в духе ниндзя. Она солгала себе самой. Ди тихо спросила:
– Он что-то сказал? Было еще что-то, стоящее внимания?
– Нет. Он не проронил ни слова за все это время, как мне кажется. Но в его глазах действительно мелькнуло что-то похожее на доброту.
Ди немного отстранилась от Фариды и сказала:
– Фарида, я надеюсь и чувствую, что вы все-таки смогли преодолеть этот кошмар. И поверили, что даже после такого жизнь продолжается.
