– Что любая конспирация уже бессмысленна. Ты ее уже провалила. Мы ни от кого не прячемся, все это выдумки. СЭПО все это время контролировала нас, меня. Билеты заказаны, одевайся давай.
– Я не понимаю.
– У нас нет времени копаться в этом дерьме, – проорал Бергер, выходя из дома.
Он швырнул белую куртку Молли и едва ли не тычками подгонял ее всю долгую и нелегкую дорогу до джипа.
За рулем был Бергер. Блум сидела рядом. Он вел машину по заснеженной и обледенелой пустынной дороге, как полный безумец. В Квикйокке еще и снег пошел. Бергер протянул Молли свой мобильный телефон, она просмотрела в записи, как ее пальцы набирают номер неофициального телефона Августа Стена. Она молча вернула Бергеру телефон. После чего сидела неподвижно, глядя прямо перед собой.
– Мы еще поговорим об этом потом, – только и сказал Бергер.
Снег валил, кружился вокруг автомобиля, как будто попавшего в какой-то противоестественный опрокинутый торнадо, в коридор из ветра. Бергер рулил, как одержимый; одержимый одной мыслью. Блум непрерывно набирала номера всех телефонов Ди.
Никто не отвечал.
Никто ни по одному из телефонов.
Где-то через час Блум сказала:
– У Дезире нет сына.
– Значит, это тоже был ложный след, – отрезал Бергер. – Йессика ведь такая же актриса, как ты. И все это только какая-то извращенная постановка инфантильной, нарциссической, одержимой мегаломанией личности, так и не повзрослевшей и страдающей комплексом отца. К черту ее!
Снова надолго воцарилась тишина. Первым заговорил Бергер:
– У тебя ведь нет младшего брата, да?
Блум опустила голову, уткнулась взглядом в колени. Потом посмотрела на Бергера глазами, полными раскаяния и печали. Нетипично для нее.
– Да, – ответила она. – У меня нет младшего брата.
Они влетели на территорию аэропорта Елливаре, и Бергер, наплевав на правила, припарковал машину на месте для инвалидов. Пробежав через небольшой зал вылета, Бергер и Блум нашли свой выход, увидели, что на часах почти четыре, и услышали объявление, в котором их просили пройти на посадку.
Последнее предупреждение.
Бергер подбежал к стойке, размахивая электронным билетом на экране мобильного. И тут он вдруг бросил взгляд на свой собственный телефон, остановился и в сотый раз набрал номер Ди.
И ему ответили.
Он замер. Рядом громко возмущались сотрудники аэропорта, но он их не слышал.
– Кто это? – резко спросил он.
Какой-то металлический женский голос, совсем не похожий на Ди, произнес что-то непонятное.
– Черт возьми, с кем я говорю? Это ты, Йессика?
Казалось, он разговаривает с царством мертвых. Ему почудилось, что языки адского пламени лижут телефон изнутри. Но тут голос на другом конце зазвучал нормально.
– Алло? – раздалось из трубки.
– Кто это? – повторил Бергер, но уже догадывался, каким будет ответ.
– Это я, – ответила Ди. – Я в больнице.
Бергер не мог пошевелиться. Это было невозможно.
– В больнице? Что случилось?
– Провалилась под пол. На заводе угольной кислоты в Лильехольме. Пролежала без сознания несколько часов. Но сейчас все в порядке.
Вздох, вырвавшийся из легких Сэма Бергера в это мгновение, был самым глубоким за всю его жизнь. Он опустошил его тело и вдохнул в него новую жизнь. Бергер ощутил, как разгладилось его лицо, скрытое бородой.
Потом почувствовал, что расплывается в улыбке. И обернулся, чтобы сообщить новость Блум.
– С Ди все в порядке, – сказал он.
Но ее там не оказалось. Молли Блум исчезла.
Он огляделся, поискал ее взглядом, но ее нигде не было видно.
Людей в маленьком зале было совсем немного, и осмотр занял мало времени. Бергер кричал и звал Блум. Подбежав к женскому туалету, распахнул дверь и выкрикнул имя Молли, потом погромче, потом открыл двери всех кабинок. Никого. На всякий случай заглянул в мужской туалет, там тоже никого не нашел.
Он бегал от стойки к стойке, пока, наконец, не убедился, что ни Сэм Бергер, ни Молли Блум не сели на самолет до Стокгольма. Он еще около часа носился по аэропорту. Расспрашивал встречных, всех до единого, но никто не видел светловолосой женщины в белом пуховике.
Никто во всем аэропорту ее не заметил.
В конце концов, Бергер остался в зале практически в одиночестве.
Выйдя на парковку, он чувствовал себя странно опустошенным. Совершенно белая площадка. Там ничего не происходило, и не видно было ни одного знака, который подсказал бы, что случилось.
А снег равнодушно валил с небес.
«His soul swooned slowly as he heard the snow falling faintly through the universe and faintly falling, like the descent of their last end, upon all the living and the dead»
[7].
Бергер сел в джип. И здесь пустота.
Он включил дворники. Они смели с окна толстый слой снега. Но на стекле что-то осталось.
Бергер не удивился.
Он вылез из машины, взял конверт, засунутый под стеклоочиститель, и вернулся за руль. Открыл конверт и достал рисунок. Бергер догадывался, что он увидит. Так и оказалось. На листке бумаги был нарисован четырехлистный клевер.
IV
33
Среда, 25 ноября, 10:07
Перед глазами у него Маркус и Оскар в овражке, поросшем мать-и-мачехой. Оскар улыбается, Маркус смеется. Отправной пункт. Неподвижная точка вращающегося мира.
Когда-нибудь он поймет, что он сделал не так. Когда-нибудь он осознает, чем оскорбил Фрейю. Мать его детей.
Он оказался несостоятелен как отец.
И несостоятелен как любовник.
Но все же сейчас ему вспоминается именно это. Он знает, что спит. Он видит множество картинок со своим участием. Психоз, лекарства, успокоительные. Он неделями лежит в отключке. Однако иногда он встает и двигается, как зомби. Он видит неожиданные моменты ясного сознания среди беспамятства, островки света в мутном океане забытья. Он видит свою постель, два прижавшихся друг к другу человека, мгновение побега от хаоса. Глаза, заглядывающие в душу. Щемящая печаль, захлестывающие эмоции. И вот он видит любовный акт, женская грудь вздымается и опускается у него перед глазами, он чувствует, как волосы падают ему на лицо, понимает, что проникает в женщину, которая находится над ним, и все кошмары внезапно превращаются в наслаждение, а он не знает, спит он или бодрствует, происходит ли это в действительности или это всего лишь материализация его желаний, позволяющая ему выдержать то, что на него давит. Теперь он ощущает подлинное наслаждение, обнимает женщину, ласкает ее, проникает все глубже, слышит стоны и всхлипывания, чувствует предшествующие женскому оргазму содрогания, и это длится и длится, и он сам уже вот-вот достигнет высшей точки, он словно избавляется от всего дерьма, и в ту секунду, когда женщина наклоняется вперед, перед глазами у него оказывается похожее на звезду родимое пятно под правой грудью. Молли!
