К этому моменту очередь протянулась через все кладбище. Зеленая куртка уже почти проскользнула к выходу, но вдруг что-то произошло.
Какой-то человек стремительно выбежал из-за припаркованного около входа автомобиля, протаранил зеленую фигуру и всем телом вдавил ее в машину на другой стороне дороги. Оба капюшона упали с голов на плечи, и все еще стоящий на коленях Бергер увидел два темноволосых каре, как будто кто-то схватился со своим отражением. Потом, будто в замедленной съемке, Ди с силой, какую он в ней и не подозревал, схватила Йессику Юнссон за волосы и впечатала ее голову в боковое стекло автомобиля.
Казалось, облако разлетевшихся во все стороны осколков никогда не уляжется.
38
Четверг, 26 ноября, 09:16
Бергер вошел в комнату. Дверь у него за спиной захлопнулась. В безликом помещении и обои на стенах, и столик из березовой фанеры казались одинаково лишенными какой-либо индивидуальности. На боковом столике стояло все то же устройство, что и раньше. Никаких окон. У стола два стула. Один пустовал, на другом сидела Йессика Юнссон.
Ее запястья были привязаны к подлокотникам кабельными стяжками. На лице краснели многочисленные царапины, некоторые были заклеены пластырем, из некоторых все еще немного сочилась кровь. Бергер сразу узнал странную легкую улыбку, которая играла у нее в уголках губ. Йессика не произнесла ни слова.
Бергер сел, включил записывающее устройство на боковом столике и спросил:
– Где Молли?
Йессика Юнссон не ответила. Ее взгляд блуждал по голой комнате, анализировал. Бергер продолжил:
– Игра окончена, Йессика, вы ведь это понимаете?
Никакой реакции.
– Подумайте хотя бы о Рейне. О вашем Рейне. Не дайте ему совершить еще одно, последнее убийство, спасите его от очередного психоза.
Собственная сдержанность причиняла Бергеру боль. Ему хотелось накинуться на эту мразь и порвать на куски. Но Ди, которая подсказывала ему в наушник-«ракушку», как себя вести, уговорила его не применять силу, поскольку толку от этого не будет.
– Задень за живое, – прозвучал в ухе ее голос.
Он должен попытаться, должен изо всех сил постараться задеть Йессику Юнссон за живое. Как бы, черт бы ее побрал, это ни было сложно.
Перед этим напарники горячо спорили о тактике. Будет ли лучше, если Ди примет участие в допросе? Или ей стоит провести его в одиночку? Наконец, они пришли к выводу, что ее отсутствие сыграет им на руку. По крайней мере, в начале.
Ведь целью Йессики был все же Сэм Бергер и никто иной.
Он наклонился надо столом и сказал:
– Если вы расскажете, где она находится, я, вероятно, смогу добиться для вас ограниченного по времени тюремного срока. В противном случае вам грозит пожизненное заключение. Без шанса получить помилование. Так что вам больше никогда не выйти на свободу.
Йессика Юнссон сидела молча, наблюдала за Бергером с загадочным и решительным видом. В ней ощущалась какая-то абсурдная сила. И глубочайшая ненормальность. Допрос определенно предстоял непростой. Надо запастись терпением. Вероятно, Рейне не набросится на Молли в одиночку. Если, конечно, она еще жива…
Казалось, Йессика читает его мысли. Ее первыми словами было:
– Рейне знает, что должен сделать, если я не вернусь.
Бергер чувствовал, что его сейчас вырвет, просто вывернет на этот проклятый стол. В ухе раздалось наставление:
– И что же должен сделать Рейне?
Ему удалось сдержаться.
– И что же должен сделать Рейне, если вы не вернетесь?
Йессика улыбнулась, быстро, коротко, безрадостно:
– Завершить дело.
– Фарида Хесари, – подсказала Ди.
– Без вас Рейне становится другим человеком, – сказал Бергер. – Пока вы спали, он отпустил Фариду Хесари.
Йессика медленно кивнула, как будто ее задела какая-то мысль.
– Вы хорошо выполнили домашнее задание. Молодцы.
– Вы же именно этого хотели, – парировал Бергер как можно спокойнее.
– Вот и Рейне сделал работу над ошибками, – пожала плечами Йессика. – Он больше не повторит тот промах.
Бергер вгляделся в глаза Йессики Юнссон, смотревшие мимо него. На короткое мгновение ему показалось, что он насквозь видит ее неестественность. Как будто она понимает, что должна чувствовать боль, но не способна на это. Интересно, чувствует ли она вообще хоть что-то, или все это – только безумный спектакль.
– Мы знаем, что вам пришлось пережить, – начал Бергер.
– Да неужели? – засмеялась Йессика. – Будет лучше, если вы будете говорить о вещах, в которых разбираетесь.
Бергер умолк. Он смутно припоминал эту фразу. Йессика снова заговорила:
– Она сейчас в наушнике тоже ржет, Сэм? Как тогда, восемь лет назад?
Только теперь сцена в Орсе всплыла у Бергера в памяти. Он поднимает руку, вытягивает пальцы, изображая дуло пистолета, и стреляет в Рейне. И потом обращается к медсестре: «Будет лучше, если вы будете говорить о вещах, в которых разбираетесь». А Ди смеется.
Жест, несколько слов, смех. Они застряли в мозгу убийцы и разрослись, как какая-то безумная раковая опухоль.
Отмахнувшись от воспоминаний, Бергер вернулся к допросу, удивляясь собственному мнимому спокойствию.
– Мы знаем, что вам пришлось пережить. Но мы не все понимаем. Вам было восемь лет, когда вы нашли четырехлистный клевер. Вы загадали желание, попросили о том, чего хотели в глубине души, но не могли сказать вслух. Вы очень хотели, чтобы у вас не было младшего брата.
Йессика посмотрела на Бергера, их взгляды скрестились.
– Вы хотели остаться единственным ребенком. Как человеку, страдающему нарциссизмом, вам была невыносима мысль, что вам придется делить внимание родителей с кем-то еще. Интересно, а вы хотя бы испытали шок, когда в восьмилетнем возрасте нашли свою маму в луже крови? Может быть, вы ее и убили? Отравили? Пусть лучше умрет, чем вам придется делить ее с братом?
Йессика отвела глаза, уставилась на стену. Бергеру показалось, что он видит, как напряглась ее челюсть.
Ему нужна была эта напряженность.
– А еще эти ваши отношения с отцом. Вам никогда не удавалось привлечь к себе его внимание. Вы надеялись, что сможете это сделать, когда опасность конкуренции будет устранена?
Челюсть по-прежнему напряжена.
– Но этого так и не произошло. Все вышло совсем наоборот, да? Отец сбежал через весь земной шар в такую даль, какую только можно себе представить. Думаю, он сбежал от вас, Йессика. Он вас боялся. Он видел, как вы опасны. Как сильно больны. Вы рассказали отцу о загаданном желании? Вы и его тоже убили?
Она улыбнулась, но челюсть осталась напряжена. Получилась очень странная гримаса.
