– Вы изучаете искусство, – сказал я наконец.
– Да! – Ты не скрывала удивления. – А как вы догадались?
– У вас внешность художницы, – ответил я как нечто очевидное.
Ты ничего не сказала, но на скулах проступили два ярких пятна, и ты не удержала улыбки, разлившейся по лицу.
– Йен Петерсен. – Я протянул руку и, ощутив прохладу твоей кожи, задержал твои пальцы на долю секунды дольше, чем требовалось.
– Дженна Грэй.
– Дженна, – повторил я. – Необычное имя. Сокращенное?
– Да, от Дженнифер. Но все зовут меня Дженна.
Ты беззаботно засмеялась. Последние следы слез исчезли, и с ними и беззащитность, которую я находил столь притягательной.
– Я невольно заметил, что вы несколько расстроены. – Я указал на письмо, запиханное в твою сумку, стоявшую открытой. – Плохие новости?
Твое лицо сразу омрачилось:
– Это от моего отца.
Я ничего не сказал, выжидательно наклонив голову чуть набок. Женщинам редко нужно приглашение поговорить о своих проблемах, и ты не стала исключением.
– Он ушел, когда мне было пятнадцать, и с тех пор я его не видела. Месяц назад я его отыскала и написала, но он не хочет меня знать. Говорит, у него новая семья, и он не готов «ворошить прошлое». – Ты изобразила пальцами кавычки и неудачно постаралась сарказмом замаскировать горечь.
– Это ужасно, – произнес я. – Не представляю, как кто-то может не захотеть вас видеть.
Ты немедленно покраснела.
– Ему же хуже, – отрезала ты. Но глаза у тебя снова подозрительно заблестели, и ты уставилась в стол.
Я подался вперед:
– Разрешите принести вам кофе?
– Это было бы прекрасно.
Когда я вернулся, тебя уже окружила компания друзей. Двоих девушек я узнал, но к ним присоединилась сегодня третья с каким-то длинноволосым юнцом с проколотыми ушами. Они заняли все стулья, и мне пришлось взять один от соседнего стола. Я вручил тебе твою чашку в ожидании, что ты объяснишь остальным – у нас разговор, однако ты лишь поблагодарила меня за кофе и представила своим подругам, имена которых я тут же забыл.
Одна из них задала мне вопрос, но я не мог отвести от тебя глаз. Ты увлеченно говорила с длинноволосым о какой-то курсовой работе. Пряди падали тебе на лицо, и ты нетерпеливо убирала их за ухо. Должно быть, ты почувствовала мой взгляд, потому что повернула голову. Твоя улыбка была извиняющейся, и я сразу простил тебе бестактность твоих друзей.
Мой кофе остыл. Я не хотел уходить первым, чтобы не становиться предметом обсуждения вашей компании, но до лекции оставалось всего несколько минут. Я встал и дождался, когда ты это заметишь.
– Спасибо за кофе.
Я хотел спросить, увидимся ли мы еще, но как я мог это сделать в присутствии рассевшихся вокруг тебя подружек?
– До следующей недели? – небрежно сказал я, будто это было не важно, но ты уже повернулась к подругам, и я уходил под звуки твоего смеха, звеневшего в ушах.
Это смех не позволил мне прийти в клуб на следующей неделе, и когда мы снова увиделись через две недели, облегчение на твоем лице доказало – я поступил правильно, не ища встречи. На этот раз я не спрашивал у тебя разрешения присесть, а сразу подошел с двумя чашками кофе (для тебя – черный, с одной ложкой сахара).
– Вы помните, как я пью кофе?
Я пожал плечами, будто это пустяки, хотя пометил это в своем дневнике в день нашего знакомства, как делаю всегда.
На этот раз я нарочно расспрашивал тебя о тебе и смотрел, как ты раскрываешься, точно листок, ищущий влаги. Ты показала мне свои рисунки; листая неплохие, но неоригинальные работы, я говорил тебе, что ты исключительно талантлива. Когда пришли твои подруги, я хотел уже встать и принести еще стульев, но ты сказала им, что занята и посидишь с ними в другой раз. В тот момент всякая тревога по поводу тебя исчезла: я смотрел в твои глаза, пока ты, вспыхнув и заулыбавшись, не отвела взгляд.
– Через неделю мы не увидимся, – сказал я. – Сегодня у меня последняя лекция.
Я был тронут разочарованием на твоем лице.
Ты открыла рот, но остановилась, и я ждал, наслаждаясь этим ожиданием. Я мог озвучить приглашение и сам, но предпочитал услышать его от тебя.
– Может, нам куда-нибудь сходить? – предложила ты.
Я ответил не сразу, будто такая мысль не приходила мне в голову:
– Так давайте поужинаем. В городе открылся новый французский ресторан, можно пойти в выходные.
Твое нескрываемое удовольствие было очаровательным. Я подумал о Мэри, столь холодно-безразличной ко всему, столь равнодушной к сюрпризам, привыкшей скучать. Прежде я не приписывал это возрасту, но при виде твоего ребяческого удовольствия от перспективы ужина в модном ресторане понял, что поступаю правильно, ища девушку помоложе. Менее опытную. Я, конечно, не считал тебя невинной простушкой, но ты еще не успела стать циничной и недоверчивой.
Я забрал тебя от общежития, не обращая внимания на заинтересованные взгляды студенток, проходивших мимо твоей двери, и испытал удовольствие, когда ты появилась в элегантном черном платье, и твои длинные ноги были обтянуты плотными черными колготками. Когда я открыл перед тобой дверь машины, ты даже вздрогнула от удивления:
– Я могу к этому привыкнуть!
– Вы изумительно выглядите, Дженнифер, – сказал я.
– Меня никто не называет Дженнифер! – засмеялась ты.
– Вам это не нравится?
– Да нет, просто смешно звучит.
Ресторан не заслуживал восторженных отзывов, которые я о нем прочел, но тебе вроде бы все понравилось. Ты заказала жареный картофель к курице, и я прокомментировал твой выбор:
– Какая редкость встретить девушку, которая не боится пополнеть!
И улыбнулся в знак того, что я не придаю значения лишним фунтам.
– Я не сижу на диете, – отозвалась ты. – Жизнь слишком коротка.
Однако, подобрав сливочный соус, в котором плавала курятина, картофель ты есть не стала. Когда официант предложил меню десерта, я отказался:
– Кофе, пожалуйста. – Я видел твое разочарование, но тебе не нужны жирные пудинги. – Чем вы намерены заняться после окончания колледжа?
Ты вздохнула:
– Не знаю. Мне хочется открыть свою галерею, но в ближайшее время нужно найти какую-то работу.
– Художницей?
– Если бы! Вообще я скульптор и могу продавать свои работы, но чтобы оплачивать счета, надо будет хвататься за любую подработку – в баре или в магазине, раскладывать товар по полкам. Боюсь, в конце концов придется возвращаться к матери.
– Вы с ней не ладите?
Ты сморщила нос, как ребенок.
