– Только не когда шесть лет ни за что, – буркнул Рэй больше самому себе.
– То есть?!
– В этом деле много странностей.
– Каких это?
– Мы считаем, она что-то недоговаривает, но прокуратура решила предъявлять обвинение, и мы уже ничего не можем сделать. Я и так дал Кейт максимум времени.
Мэгс уставилась на мужа:
– А кто из вас отвечает за расследование? Это Кейт считает, что там не все ясно? Поэтому ты выпустил Грэй под залог?
Рэй поднял глаза, удивленный резкостью тона жены.
– Нет, – медленно ответил он, – я выпустил ее под залог, потому что для следствия полезно без суеты перепроверить факты и убедиться, что под суд пойдет настоящий виновник.
– Слушай, инспектор Стивенс, я порядки знаю! Может, я катаюсь с детьми в школу и обратно и собираю им с собой завтраки, но я тоже работала в полиции, поэтому не говори со мной как с дурой!
– Прости, прости, виновен по всем пунктам. – Рэй шутливо выставил ладони оборонительным жестом, но Мэгс не засмеялась. Намочив маленькое полотенце в горячей воде, она начала энергично протирать столешницы и дверцы.
– Удивляюсь я вам. Баба сбежала с места аварии, бросила машину и скрылась в Богом забытой глуши; через год ее нашли, и она во всем призналась. В чем тут сомнения-то? Какие неясности? По мне, все просто как дважды два!
В Рэе плеснулось раздражение. День был долгим и непростым, и больше всего ему хотелось спокойно посидеть с пивом.
– Там много странностей, – возразил он. – И я доверяю профессиональному чутью Кейт.
Он почувствовал, что краснеет, и сам удивился, почему так защищает свою коллегу.
– Вот как? – сухо переспросила Мэгс. – Ну что ж, молодец твоя Кейт!
Рэй шумно вздохнул:
– Что опять стряслось?
Мэгс продолжала тереть дверцы шкафов.
– Опять Том что-то натворил?
Она заплакала.
– Господи, Мэгс, ну что ж ты сразу не сказала? Давай выкладывай. – Рэй встал и обнял жену, повернув ее от раковины к себе и мягко отобрав мокрое полотенце.
– Мне кажется, он крадет.
Ярость, поднявшаяся в Рэе, была такой неистовой, что он не сразу смог заговорить.
– Почему ты решила?
Это уже последняя капля. Одно дело прогуливать школу и хлопать дверьми в порядке подросткового бунта, но чтобы красть?!
– Я ни в чем не уверена, – начала объяснять Мэгс, – я с ним еще не говорила… – Она увидела лицо мужа и предупреждающе выставила руку: – И не стану, пока все не выясню!
Рэй набрал воздуха в грудь.
– Рассказывай по порядку.
– Я прибирала в его комнате… – Мэгс на мгновение закрыла глаза, – и нашла под кроватью коробку с вещами. Айпод, ДВД-диски, гора конфет, новые кроссовки…
Рэй покачал головой, но промолчал.
– Карманных денег у него быть не может, – продолжала Мэгс, – потому что он еще не расплатился с нами за разбитое окно. Где он все это взял, ума не приложу! Разве что украл…
– Замечательно, – процедил Рэй. – Значит, закончит за решеткой. Вот газеты взовьются – сын инспектора криминальной полиции сел за кражи в магазинах!
Мэгс с тоскливым изумлением уставилась на мужа:
– И это все, что тебя заботит? Твой сын последние полтора года совершенно изменился! Твой прежде счастливый, уравновешенный, умный сын прогуливает школу и крадет, а ты думаешь лишь о том, как это скажется на твоей карьере? – Мэгс выставила руки, словно отгораживаясь от мужа: – Не хочу с тобой говорить.
Она решительно пошла к двери, но, будто что-то вспомнив, развернулась всем корпусом:
– Тома оставь мне, ты только все испортишь. У тебя, гляжу, есть дела поважнее.
Она взбежала по лестнице. Хлопнула дверью спальни. Рэй знал, что сейчас с Мэгс не сладишь – она ничего не захочет слушать. Он не карьерист, но и пустить службу на самотек не имеет права, раз он в семье единственный добытчик, и нечего тут кипятиться… Что касается Тома, пусть Мэгс с ним разбирается, если хочет. Честно говоря, Рэй даже не знал, как за это браться.
Глава 33
Дом в Бофорт-Кресент был гораздо больше моего прежнего. Мне не одобрили ипотеку на полную сумму, и я взял заем, надеясь, что смогу его выплатить. Нелегкое дело, но оно того стоило. При доме имелся длинный сад для твоей студии, и я видел, как сияли твои глаза, когда мы размечали место для будущей постройки.
– Идеально, – говорила ты. – У меня здесь будет все, что нужно.
Я взял несколько дней отпуска на работе и сразу после переезда начал строить мастерскую. Ты не знала, как и отблагодарить меня за такую заботу: приносила чашки с дымящимся чаем и зазывала на суп с домашним хлебом. Я так не хотел, чтобы это прекращалось, что почти без задней мысли замедлил темп. Вместо того, чтобы выходить в сад в девять утра, я начинал в десять, дольше обедал, а часа в четыре садился в деревянной скорлупе мастерской и просто ждал, пока ты позовешь меня в дом.
– Ты не можешь работать при таком свете, дорогой, – уговаривала ты. – Смотри, у тебя руки ледяные! Пойдем, я тебя согрею!
Ты целовала меня, приговаривая, как рада, что у тебя будет личное пространство, что о тебе еще никто так не заботился и как ты меня любишь.
Я уехал на работу, пообещав закончить внутреннюю отделку в выходные, но когда вернулся домой, ты уже перетащила туда старый стол и разложила свои глазури и инструменты. В углу стояла новая печь для обжига, а гончарный круг раскорячился посередине. Ты сидела на маленьком табурете, сосредоточенно занимаясь глиной, вращавшейся под твоими ладонями. Я следил за тобой через окно и видел, как горшок меняет форму от легчайшего прикосновения. Я надеялся, что ты почувствуешь мое присутствие, но ты не поднимала глаз, и я распахнул дверь.
– Скажи же, прелесть? – заявила ты, по-прежнему не глядя на меня. – Как же мне здесь нравится! – Ты сняла ногу с педали, колесо замедлилось и наконец остановилось. – Пойду переодену рубашку и накрою ужин.
Ты легко поцеловала меня в щеку, держа руки на отлете, чтобы не задеть мой костюм.
Я постоял, глядя на стены, которые собирался увешать полками, на угол, где я хотел соорудить для тебя специальный стол, а потом шагнул вперед и на секунду нажал ногой на педаль гончарного круга. Колесо крутнулось, не сделав даже полный оборот, но без твоих рук горшок скособочился и провалился внутрь себя.
С тех пор я тебя практически не видел. Ты смастерила обогреватель, чтобы подольше сидеть в своей студии, и даже по выходным вскакивала на рассвете и натягивала измазанную глиной одежду, чтобы бежать в мастерскую. Я все-таки повесил тебе полки, но так и не сделал задуманного стола, и вид твоего обшарпанного убожества не переставал меня раздражать.
