Мы прожили в новом доме около года, когда у меня возникла необходимость слетать в Париж по работе. Даг вышел на потенциального нового клиента, и мы планировали произвести впечатление, чтобы они разместили у нас большой заказ на программное обеспечение. Наш бизнес буксовал, и доходы были скромнее и поступали реже, чем мне было обещано. Я по-прежнему вынимал кредитку, водя тебя в рестораны и покупая цветы, но выплачивать за дом становилось все сложнее. Парижский клиент мог спасти положение.
– Можно, я тоже поеду? – попросила ты. Это, по-моему, был единственный раз, когда ты проявила интерес к моему бизнесу. – Я так люблю Париж!
Я помнил, как похотливо Даг глазел на Мэри, когда я однажды привел ее на офисную вечеринку, и как она начала вести себя в ответ. Я не собирался повторять эту ошибку.
– Я там буду работать круглые сутки, некогда будет тебя развлекать. Съездим вместе, когда я освобожусь. К тому же тебе нужно закончить вазы.
Ты целыми, по-моему, неделями таскалась по сувенирным лавчонкам и галереям с образцами твоего ремесла; все, чего ты добилась в результате, – два магазина захотели взять дюжину твоих горшков и ваз на комиссию. Ты была так довольна, словно выиграла в лотерею, и сидела над гончарным кругом с удвоенным усердием.
– Чем дольше делаешь, тем меньше в итоге стоит твое время, – предупредил я тебя, но с тем же успехом я мог делиться своим деловым опытом со стенкой. Ты продолжала часами раскрашивать и покрывать глазурью свою глину.
Я позвонил тебе, приземлившись в Париже, и почувствовал нестерпимую ностальгию по дому, услышав твой голос. Даг повел клиента на ужин, а я, сославшись на мигрень, остался и заказал стейк в номер, жалея, что все-таки не взял тебя. Безукоризненно заправленная кровать казалась огромной и неприветливой, и в одиннадцать вечера я спустился в гостиничный бар. Я заказал виски и остался у стойки, повторив заказ прежде, чем допил первую порцию. Я послал тебе сообщение, но ты не ответила; полагаю, ты была в своей мастерской, безразличная к моим звонкам.
За столиком сидела женщина в сером полосатом деловом костюме и черных туфлях на шпильках; рядом на стуле лежал открытый портфель. Она просматривала какие-то документы и, подняв голову и поймав мой взгляд, изобразила скорбную улыбку. Я улыбнулся в ответ.
– Вы англичанин, – сказала она.
– Неужели это так очевидно?
Женщина засмеялась.
– Когда столько ездишь, учишься замечать мелочи. – Она подобрала бумаги и отправила их в портфель, закрыв его с громким щелчком. – Все, хватит на сегодня!
Однако она не сделала движения уйти.
– Могу я составить вам компанию? – спросил я.
– Сделайте одолжение.
Я не планировал, но это было именно то, чего мне не хватало. Я не спрашивал ее имени до самого утра, когда она вышла из ванной, завернувшись в полотенце.
– Эмма, – ответила она. Моим именем она не поинтересовалась, и я гадал, часто ли она делает это с незнакомцами в безымянных гостиничных номерах разных городов.
После ее ухода я позвонил тебе и позволил рассказать о твоем дне: как доволен вазами владелец магазина и как ты ждешь не дождешься моего возвращения. Ты жаловалась, что соскучилась и в разлуке тебе плохо, и я почувствовал, как меня вновь наполняет уверенность и в душе воцаряется спокойствие.
– Я люблю тебя, – сказал я. Я знал, ты хочешь это услышать. Тебе ведь недостаточно видеть, сколько я для тебя делаю, как я о тебе забочусь. Ты еле слышно вздохнула.
– Я тоже тебя люблю.
Даг явно мастерски обработал клиента за ужином: по шуточкам за утренними переговорами стало понятно, что они сходили в стриптиз-клуб. К полудню мы заключили сделку, и Даг позвонил в наш банк заверить, что мы снова платежеспособны.
Я попросил человека с ресепшена вызвать мне такси.
– Где в городе лучшие ювелирные магазины? – спросил я.
Клерк понимающе улыбнулся:
– Маленький сувенир для леди, сэр?
Я проигнорировал его фамильярность.
– Так где?
Его улыбка стала напряженной.
– На улице Фобур-Сент-Оноре, мсье.
Пока я ждал такси, клерк держался самым подобострастным образом, но его вольность стоила ему чаевых, а я боролся с раздражением до конца поездки.
Я прошел всю Фобур-Сент-Оноре, прежде чем выбрал маленький ювелирный с прозаическим названием «Мишель», где черные подставки были утыканы сверкающими бриллиантами. Я выбирал не торопясь, но продавцы в скромных костюмах так и вились вокруг, предлагая помощь и совет, и я не мог сосредоточиться. В конце концов я выбрал самое большое и броское, от которого ты не сможешь отказаться: квадратный белый бриллиант на простом платиновом ободке. Подавая кредитку, я сказал себе, что ты этого стоишь.
Я прилетел на следующей утро. Маленькая кожаная коробочка прожгла дыру в кармане моего пальто; я планировал повести тебя на ужин, но когда ты открыла дверь, выбежала мне навстречу и обняла изо всех сил, я не смог ждать ни секунды.
– Выходи за меня замуж.
Ты засмеялась, но, видимо, увидела, что я не шучу, потому что смех оборвался, и ты зажала рот ладонью.
– Я люблю тебя, – продолжал я. – И не могу без тебя.
Ты ничего не отвечала. Такого я не предусмотрел. Я ожидал, что ты забросишь руки мне на шею, поцелуешь, может, всплакнешь, но, безусловно, примешь мое предложение. Я нашарил коробочку с кольцом и сунул тебе в руку.
– Я серьезно, Дженнифер. Я хочу, чтобы ты была моей. Навсегда. Скажи, что выйдешь за меня. Пожалуйста, скажи, что выйдешь!
Ты едва заметно качнула головой, но открыла коробочку, и у тебя даже рот приоткрылся.
– Я даже не знаю, что сказать…
– Скажи «да».
Возникла пауза – достаточно длинная, чтобы я испугался: ты мне откажешь. А потом ты сказала «да».
Глава 34
Я вздрагиваю от металлического грохота. Когда вчера ушел инспектор Стивенс, я долго смотрела в потолок с лохмотьями отслаивающейся краской, ощущая через тощий матрац холод бетонного основания, и не заметила, как заснула. Сейчас я испуганно сажусь на кровати, сразу почувствовав, что руки затекли, а голова раскалывается от боли.
Что-то дребезжит, и я с запозданием соображаю, что это громко лязгнул открывшийся квадратный лючок в центре двери, через который чья-то рука сует пластмассовый поднос:
– Шевелись, не целый день мне тут стоять!
Я принимаю поднос.
– Можно мне таблетку от головной боли?
Надзирательница сбоку от окошка, ее лица не видно – только черная форма и прядь осветленных волос.
– Врача тут нет, жди, пока привезут в суд.
Еще недоговорив, она грохает железной створкой так, что стены камеры дрожат от резонанса. В коридоре слышатся удаляющиеся тяжелые шаги.
