Царь даже не взглянул на Узера, а у того перехватило дыхание. Мечты о праздной жизни в просторном загородном доме разбились; но доверие фараона – это ли не бесценная привилегия и счастье?
– Во время осады Мегиддо я молил Амона просветить меня по поводу нового святилища, который я возведу в его честь в Карнаке, в самом сердце этого священного города. И он одобрил мое решение. Я начертил план, и Минмес с Менхом Старшим приведут его в исполнение.
Верховный жрец Амона нервно сглотнул. К чувству удовлетворения – ведь его оставили во главе администрации, которой он посвятил свою жизнь, – примешивалась тревога: а сумеет ли он ответить на требования государя, который не потерпит ни задержек, ни недочетов? Минмес наверняка окажется столь же несговорчивым. И для него надежда на спокойную старость таяла на глазах.
– Храм будет называться «Блистающий памятниками»
[42], и очень скоро мы отметим его закладку.
27
У Карнакского храма есть одна особенность: в своем огромном жилище Амон дает приют и другим божествам. Место, выделенное Птаху, представляется мне недостаточным. Простое строение из необожженного глиняного кирпича с деревянными колоннами, которое вот-вот развалится… А ведь Птах своим Словом сотворил мир, это он вдохновляет наших скульпторов, ювелиров и тех, кто меняет сущность предметов с материальной на духовную.
– Тебя устраивает, что храм в упадке? – спрашиваю я у Менха Старшего, рядом с которым стоит мой друг Минмес.
Целый кортеж писцов держится на почтительном расстоянии. Им слышать наш разговор не обязательно.
Не находя оправданий, верховный жрец Амона молчит.
– Вместе с Минмесом построите новое святилище, из красивого песчаника. У него будут двор, портик с двумя колоннами и три залы – там я стану молиться Амону и Птаху и подносить им дары.
Вслед за мной они входят в скромное строение.
– Главный проектировщик Минмес, ты согласен преобразить это место?
– Согласен!
– А ты, Менх Старший, согласен следовать моим указаниям?
– Даю слово.
– Оставь нас наедине!
Менх Старший удаляется к своим подчиненным, радуясь, что должность все еще при нем. Минмес опирается спиной о деревянную дверь. Лицо у него унылое.
– Ничего у меня не получится, – говорит он.
– О чем ты говоришь?
– О задании, которое ты мне доверил.
– Тебя больше не интересует архитектура?
– Больше чем когда-либо!
– Так почему ты опускаешь руки, даже не начав?
– Ты переоцениваешь мои способности.
– Принцип Маат запрещает мне одаривать привилегиями бездарей. И то, что ты – мой друг детства, не в счет. Мастера, чья специализация – обустройство Золотого Дома
[43], поделятся с тобой своими знаниями, строители и другие умельцы поработают на славу, а ты будешь согласовывать их усилия.
– Это будет… очень тяжело!
– Что ж, пусть! Главное – добиться результата. Пока мы строим жилища для богов, нашу страну не постигнет несчастье.
– Мне страшно.
– За себя?
– Нет, за тебя. Боюсь, я и другие – мы не такие большие мастера, как ты представляешь.
– Одиночество – отличительная черта царей, Минмес, но я не буду править в одиночку. Без тебя, без всех вас мои решения станут пустым звуком.
– А если мы тебя разочаруем?
– Делайте все по плану, который я начертал, глядя на звезды, где блещут души моих предков.
Минмес смотрит на меня так, словно в первый раз видит. Между нами, как ни крепка наша дружба, разверзается пропасть. И эта пропасть будет только углубляться – чем больше будет расти моя требовательность.
– Но кое о чем я все-таки жалею, – признается Минмес. – Что я отныне не твой виночерпий.
– Я не снимал с тебя этой тяжкой задачи! Дурное вино, испорченное кушанье или, еще хуже, рыба, и первым отвечать тебе!
Услышав это, Минмес широко улыбается. Иметь такого друга – мое сердце наполняется радостью…
* * *
Боевая тревога!
Организовывая масштабное пиршество в честь победы при Мегиддо, Старик сбился с ног. Ему, помощнику главного снабженца, поручили выбрать лучшие вина – без права на ошибку. Впору было пожалеть о военном времени, когда он вставал поздно и мог себе позволить продолжительный отдых. Снова жизнь его преисполнилась волнениями, и энергичность царя, внешне такого спокойного, обещала, что очень скоро дворец превратится в гудящий улей.
Будучи не в состоянии перепробовать содержимое каждого кувшина, Старик позвал Северного Ветра и разложил перед ним пробки от тех, в которых содержалось, по его прикидкам, самое лучше вино. Ослик деликатно трогал мордой каждую пробку и выносил вердикт.
Левое ухо поднялось один-единственный раз. Старик проверил – невообразимая кислятина!
– Вот почему он всегда оказывается прав?
Но сейчас было не время для столь глубоких вопросов. Драгоценные горшки следовало побыстрее доставить во дворец. Десятки слуг уже готовили большой пиршественный зал – расставляли низкие столы, усыпали главный проход цветами. Знаменующий триумф фараона и настоящее начало правления третьего из Тутмосов, этот пир запомнится надолго.
Главный дворцовый управитель Кенна от нетерпения приплясывал на месте.
– Тебя только за смертью посылать! Вина достойные, ты уверен?
– Ты лучше смотри, чтоб на кухне лук не подгорел! Я свое дело знаю!
28
Во всех провинциях народ праздновал победу, на все лады прославляя достоинства и храбрость своего фараона.
Тутмос – непреодолимая стена, оберегающая его и ограждающая Египет от врагов…
В царском дворце в Фивах пир был совсем не похож на тот, что предшествовал отбытию армии в Мегиддо. Ни намека на тревогу; авторитет нового владыки достиг недосягаемых высот. Гости состязались между собой в элегантности нарядов, пили и ели вволю и даже сальные шутки встречали смехом…
Меритре выступила блестяще. Ее вокализы ошеломили слушателей, а красота очаровала даже самых суровых мужчин. Многие заметили, какие взгляды она бросала на государя, который, впрочем, остался безучастен. Что до оркестра, которым дирижировала арфистка Сатья, он превзошел себя, исполняя мелодии, почти все энергичные, за исключением единственного соло на арфе, задумчивого и печального, прозвучавшего перед подачей десертов.
