При упоминании этого названия у солдат стынет кровь в жилах… Колесницы? Бесполезны. Лучники? Необходимы, но исхода сражения не решат. Пехота? Во время приступа она будет погибать сотнями.
– Гиблое дело, – сказал Старик своему ослику.
А тот… поднял левое ухо.
– Как это – нет? У тебя с глазами беда или как? Первую волну пехоты перебьют, вторую тоже, а третья и сама отступит. А ты видишь другой вариант, получше?
Северный Ветер поднял правое ухо.
«Из ума он выживает, что ли?» – подумал Старик.
Когда царь вышел из шатра, солдаты уже были готовы к бою.
Вперед выступил Джехути:
– Приказывайте, государь!
– Сколько у нас секир?
– Несколько сотен.
– А кинжалов, мечей?
– Несчетное множество.
– Пусть все до одного вооружатся чем-то режущим.
– Режущим?
– Можешь раздать и косы, изъятые у крестьян.
– И с этим мы пойдем брать Кадеш?
– Цитадель стоит на чудесной равнине, в самом ее центре, а вокруг – пшеничные поля и плодовые сады?
– Красивейшее место, государь.
– Этого маленького рая правитель Кадеша не заслужил. Мы вырежем деревья, скосим пшеницу и все это сожжем.
– А подходы к крепости?
– Пусть никто не приближается на расстояние выстрела.
– Разрешите выполнять?
Оправившись от изумления, египтяне рассеялись по равнине и с завидным рвением принялись рубить, косить и жечь, и все это – на глазах у правителя Кадеша с приближенными, затаившихся в своем неприступном убежище.
Неприступном? Только не для густого дыма, подхваченного дующим в сторону крепости ветром.
Глядя, как противник уничтожает их поля и сады, обитатели крепости ужаснулись. Масштабы пожара, облака пепла, мешающие дышать и закрывшие собой небо… Реакция людей превзошла все мои ожидания.
Ворота города распахнулись, и горстка местных вельмож, все без оружия, вышла молить о пощаде.
Говорить поручили старику с белой заостренной бородой и дребезжащим голосом.
Он падает передо мной на колени:
– Смилуйтесь, государь! Мы сдаемся!
– Пусть приведут правителя Кадеша!
– Он покинул крепость, но некоторые его союзники остались.
Значит, этот трус в очередной раз сбежал, чтобы затеять новый бунт!
Запретив своим солдатам мародерствовать, я приказываю вывезти из города часть его богатств, и в их числе – оружие бунтовщиков, которые вскорости в качестве военнопленных отправятся в разные провинции Египта.
И тут у меня появляется новая задумка.
– Дети правителей-союзников остались в крепости?
– Да, ваше величество.
– Приведите их всех ко мне!
– Их ждет казнь?
– Не казнь, а учеба.
Отныне сыновья и дочери мятежных правителей будут жить и учиться в Мемфисе и Фивах, где преподаватели привьют им наши ценности. Должным образом обученные, они вернутся в родные края и станут править вместо своих вероломных отцов. Они сохранят свои обычаи, но и проникнутся египетской культурой, а потому откажутся от сражений в пользу добрососедских отношений, гарантирующих благоденствие. Искоренить из их сердец ненависть и воинственность, привить пусть даже мизерную долю принципов Маат – такова моя цель. И я сделаю это в память о моем покойном сыне…
* * *
Взятие крепости было встречено умеренной радостью: правителю Кадеша удалось бежать, и регион еще предстоит утихомирить, так что каждый понимал: эта кампания не последняя.
Мне не терпится увидеть Сатью.
Сатью, по-прежнему прекрасную и исполненную внутреннего достоинства, которое помогает ей превозмогать горе. Однако рана в ее душе так и не закрылась, и временами царицей овладевает странная усталость, несмотря на все снадобья, предписанные ей главным придворным лекарем.
В сад она выходить отказывается и не покладая рук, до изнеможения совершенствует свой Дом. Ткацкие мастерские и музыкальная школа процветают, многие здания обновили, и урожаи с их сельскохозяйственных угодий собирают не хуже, чем с Карнакских.
И с первым министром они прекрасно поладили. Свои обязанности Рехмир исполняет так старательно и эффективно, что придраться Минмесу не к чему, и всю свою энергию он направляет на восстановление и постройку храмов.
– Не за горами – тридцатилетие твоего правления, – напоминает он мне. – Я сделаю все, что нужно, только укажи место!
Считается, что после тридцати лет правления (даже если учесть, что на самом деле я правил куда меньше) магия царя истощается. Поэтому следует устроить праздник обновления
[77], который и дарует ему необходимую силу.
– Организуй церемонию в Абидосе.
* * *
Абидос, священный город Осириса, где проводятся таинства его кончины и воскрешения. Каждый «правогласный» становится Осирисом и побеждает в последнем, труднейшем испытании – испытании смертью.
Стараниями предусмотрительного Минмеса маленький храм моего имени
[78] уже готов. Архитектурный ансамбль состоит из пилона, ограждающей стены, дворика, длинного зала, который ведет в более просторный, и двух часовен. Пол выложен из блоков известняка, потолок оформлен в виде звездного неба, всюду – изваяния богов, которым уподобляется фараон.
По традиции, великая царская супруга участвует в обряде оживления царственной силы, на который созываются все боги и богини. И каждый год статуэтка, символизирующая мою ка, жизненную силу, будет воскресать вместе с Осирисом.
Усилиями художников и скульпторов стены покрылись панно редкой красоты, изображающими этапы ритуала и принесение даров Осирису.
Мы с Сатьей испытали сильнейшие переживания, за гранью добра и зла.
60
Злой, недовольный всем на свете, Меркаль сплюнул черный сок галлюциногенного растения, которое жевал часами, не получая желанного умиротворения. Невысокий, коренастый, с заплетенными в косы волосами, вождь одного из самых многочисленных нубийских племен люто ненавидел египтян и их господство.
По примеру своего славного предка фараона Сенусерта III Тутмос считал Нубию провинцией своего царства. Сюда назначался наместник, коему был пожалован титул «царского сына», строились египетские крепости и храмы, а с населения, которое с каждым днем все более ассимилировалось с захватчиками, взимались подати.
