– Все так.
– В прошлом месяце у тебя было восемь свиней?
– Девять.
– Ага, сейчас сделаю пометку… Минутку!
Бак недоумевал, к чему ведет этот франт. Не похоже, чтобы он часто бывал в деревне. Писец между тем стер неправильную цифру и начертал новую.
– Все в порядке! А раз так, вот тебе извещение из канцелярии первого министра.
Бак окаменел. В чем его обвиняют, если дело дошло до таких высоких инстанций?
Щеголеватый писец подал ему папирус:
– Ну же, бери!
– А там про что?
– Результаты у тебя отличные, поэтому вся ферма с землями передается тебе в личное владение.
– Я – хозяин? Все это будет мое?
– И печать первого министра тому подтверждение! Документ припрячь, но если потеряешь, копия хранится в архиве, так что обратишься и получишь. Естественно, уже за свой счет!
– Я – хозяин…
– Напоминаю правила: казна назначает определенную норму подати – в зависимости от того, какое у тебя хозяйство. Все, что произведешь сверх этой нормы, – твое, и никому отчитываться, сколько да как, ты не обязан.
– Я теперь хозяин!
– Вот-вот, привыкай! А мне пора!
Простояв еще какое-то время столбом, Бак побежал домой – обрадовать чудесной новостью жену.
В тот же вечер для всех работников фермы они устроили праздничную – и хмельную – пирушку.
Засыпая, Бак вспомнил про Лузи. В будущий разлив, что для египтян равнозначно каникулам, он обязательно съездит в Мемфис и попытается его разыскать…
* * *
Очень скромная, почти незаметная и при том незаменимая во дворце, госпожа Небету окликает меня, когда я выхожу после встречи с первым министром. Она – единственная из всех придворных, кто не поздравил меня с громкой победой в Ливане.
– Какими качествами, по мнению Сенусерта III, которого ты избрал для подражания, должен обладать хороший фараон?
– Бдительность и настойчивость в достижении цели.
– Урок ты усвоил, но это только в теории.
– В чем ты меня упрекаешь?
– В том, что ты не уделяешь должного внимания человеку, который любит тебя больше всего на свете.
– Ты о царице?
– Не будь ее, чего бы ты достиг? Великие царские супруги были и будут опорой державы. И Сатья – прекрасный тому пример.
– Я чего-то не знаю про Сатью?
– На этой неделе она трижды звала к себе главного лекаря.
66
В силу преклонного возраста главный придворный лекарь – человек рассудительный, с приятными успокаивающими манерами. Исцелять – его призвание, поэтому больных он навещает днем и ночью и многих придворных сумел поставить на ноги. Я тоже не раз прибегал к его помощи и благодарен ему за это.
Пока Сатья с подругой Меритре готовятся к очередному ритуалу, я зову лекаря в сад.
– Царица обращалась к тебе в недавнее время, и не раз?
– Это правда, государь.
– Причина?
– Судя по вашему вопросу, она об этом умолчала.
– Я должен знать!
– Разве не нужно предварительно спросить у нее согласия? Рассказывать вместо нее – предательство.
Я признаю` его правоту и тут же отправляюсь в Дом Царицы. В школе и мастерских кипит жизнь. На пороге кабинета я встречаю Меритре, и та, поздоровавшись, уходит.
Сатья как раз ставит свою печать на документы.
– Что ты от меня скрываешь?
Она вздрагивает:
– А когда я что-то скрывала?
– Что с твоим здоровьем?
– Ах, это… Ты уже знаешь?
– Что говорит главный лекарь? Что у тебя за недуг?
– Он такого не знает, и я не выздоровею.
Известие вселяет в меня ужас.
Сатья нежно берет меня за руку и ведет на террасу, с которой открывается вид на чудесную пальмовую рощу.
– Мой организм ослабел, и каналы, по которым циркулирует энергия, забиты. Лекарства от этого нет, так что скоро мое дыхание угаснет.
Я прижимаю ее к себе, чтобы никогда – никогда! – ее не лишиться. Что, если главный лекарь ошибается? Если наша магия возобладает над болезнью?
– Прости, я так и не сумела оправиться после смерти сына. Великое путешествие меня не пугает, но мне так хотелось бы остаться и тебе помогать! Боги решили по-иному.
– Нет! – не соглашаюсь я. – Решение еще не принято! Мы проведем праздник возрождения в твою честь, и наши обряды тебя спасут!
* * *
Чтобы добиться цели и подняться еще выше по социальной лестнице, Лузи старался не допустить ни малейшей оплошности. Поэтому кузню он выбрал подальше от всякого жилья. По слухам, ее хозяин законопослушностью не отличался.
Кузнец смерил Лузи взглядом:
– Тебе чего?
– Амулет, пара сандалий и набедренная повязка, всё новое, и кувшин пива в придачу. Устраивает тебя такая плата?
Сириец положил все перечисленное на пол.
– Еще раз спрашиваю: тебе чего надо?
– Стереть клеймо с плеча.
– Покажи!
Лузи подчинился.
– Военнопленный и каторжник… Плата меня устраивает. Но боль будет жуткая.
– Делай!
Выжечь отметину при помощи тавра, которым клеймят скотину, чтобы получился шрам, как после раны, – тонкая работа, требующая точности…
Лузи завопил во все горло.
Управившись, кузнец плеснул ему финиковой водки.
– Рану смажь медом, чтобы не загноилась. А теперь проваливай! Я тебя в глаза не видел.
* * *
В столярном деле Лузи мало что понимал, поэтому мастера встретили его с прохладцей. Внешность у новичка, по их меркам, была подходящая – голова квадратная, низкий лоб, широкие брови, толстые пальцы, коренастый… Никакого сравнения с изнеженным писцом, который тщетно пытался навести порядок и навязать условия работы, казавшиеся слишком тяжелыми.
– Что мастерите?
– По большей части кровати, – отвечал сердитый усач.
– Обычные или для богачей?
– На таких только красавицам и спать!
– И времени на одну уходит много?
– А ты как думаешь?
– Вот ты мне и объясни!
Лузи обнял усача за плечи и утащил в кабачок по соседству.
– А теперь слушай меня, парень! С виду ты поумней, чем твои дружки. Если ваша мастерская в короткий срок не начнет выполнять заказы, я ее закрою, а на вас спущу всех собак, и начну с тебя. Кончится это плохо, уж поверь.
