Ужасный вечер… Я думаю только о Сатье, не обращая внимания на женщину, сидящую слева от меня. Гости беседуют о разливе Нила, о моих военных победах, о богатствах, доставляемых из подвластных земель, и о предстоящем празднике в честь бога Амона.
Меритре безупречна. В наряде строгом и элегантном, любезная и сдержанная, она исполняет свои обязанности так, что укорить ее не в чем.
Под предлогом неотложных дел я оставляю ее с гостями, которые с наслаждением потягивают вино в саду. Мне же нужно побыть одному, а вернее – с Сатьей.
* * *
Единственное прибежище – моя усыпальница в Долине Царей. В камере возрождения на ближайшей ко входу колонне – изображение двух женщин. Первая – это моя мать. Ее звали Исида, и она представлена в образе этой великой богини, которая дает фараону грудь и кормит его звездным молоком. Вторая – Сатья, моя супруга на веки вечные, живая и неизменно присутствующая в этой потусторонней обители.
После ужасного «Четвертого часа ночи» что мне готовит пятый? Под диктовку бога Тота я набрасываю колонки иероглифов, рисую сцены, олицетворяющие этот новый этап плавания солнечной ладьи – и моего царствования.
Для этого панно я выбрал южную стену, и на нем предстают новые многочисленные трудности, кажущиеся непреодолимыми.
С трудом продвигаясь по пескам, ладья под защитой змеи достигает могилы Осириса. Исида правит ею с помощью магических свойств скарабея, символа преображений, торжествующих над смертью.
Хватит ли солнцу силы, чтобы воскресить убитого бога? Оно черпает энергию в озере огня и наконец инициирует процесс воскрешения, невзирая на усилия многих противников, которыми кишит преисподняя, однако выйти на свет им никак не удается.
Осирис просыпается, побеждает тлен.
И губы мои шепчут молитву: «Да не встречу я затруднений на своем пути! Да погибнут мои враги, сгорят в озере огня! Да станет его обжигающее дыхание моею силой!»
* * *
– Это особый военный совет. Я обязываю вас к абсолютной секретности.
Первый министр Рехмир и мои два друга, Минмес и Маху, кивают.
– Моя стратегия рассчитана на долгую перспективу, и то, о чем я сейчас буду говорить, – лишь ее часть. Палестину мы покорили и контролируем ливанские порты. Но утешаться этими успехами, верить, что это продлится долго, означало бы обманывать себя. Пока не искоренен источник зла, Египет находится в постоянной и серьезной опасности.
– Разве дело не решилось миром? – возражает Минмес.
– Если бы! Правитель Кадеша только и думает, как бы разжечь новые бунты, подстрекаемый кем-то из Митанни, пока для нас недостижимым. По крайней мере, это он так думает… Двое будут командовать моей армией, под моим началом: Джехути, единственный из наших военачальников, кто способен сражаться, и ты, его правая рука, – обращаюсь я к Маху. – О вашем назначении мы объявим в подходящий для этого момент. Мы с Минмесом обоснуемся в Библе, главном порту Ливана, где подготовимся к решительной атаке на противника, который ее не ждет и уверен в своей безнаказанности. Пока Джехути и Маху командуют армией, я отправлю Тьянуни в Нубию – набрать новых лучников. Ты, Рехмир, будешь управлять страной в мое отсутствие, и новости народу будешь сообщать только самые благоприятные. Будет объявлено, что я отправляюсь в Палестину на поиски редких образчиков флоры.
– Царица…
– Сатьи больше нет с нами, а Меритре не уполномочена приказывать.
– Если возникнут трудности…
– Ничего подобного не случится.
Вступая в должность, Рехмир знал, что она «горше желчи». И каждый день все более в этом убеждается.
– Ты подумал о возможных неблагоприятных последствиях? – спрашивает Минмес.
– Ты спрашиваешь, не отчаялся ли я после смерти Сатьи настолько, что совсем потерял голову и вместе с ней осторожность? В определенном смысле это правда. Гибели в бою я больше не страшусь. Но даже будь Сатья еще с нами, планов я бы не изменил, потому что речь идет о сохранении Двух Земель. Насилие отвратительно, но то же можно сказать и о мягкотелости. Перед нами заговорщики, жаждущие растоптать законы Маат. Но они сами будут растоптаны – мною!
* * *
– Я уезжаю надолго, и Минмес со мной. Текущими делами будет заниматься первый министр.
– Путешествие будет… опасным? – вздрагивает Меритре.
– На первых порах нет.
– А потом?
– Бросая вызов силам разрушения, на приятное времяпрепровождение рассчитывать не следует.
– Полагаю, мне не стоит даже просить вас поберечь себя?
– Не стоит.
– Сатью никто не заменит, я это знаю и никогда не забуду. Вы никогда меня не полюбите, я это усвоила и смирилась. Вкуса к власти у меня нет, я не стану вмешиваться в управление государством, тем паче что ничего в этом не смыслю. О единственной привилегии для себя я молю – о вашем уважении. И раз вы отбываете на войну, с которой, может статься, не вернетесь, мне нужна ваша помощь, чтобы зачать наследника.
Бретели платья, сшитого из царственного льна, медленно соскальзывают с ее плеч…
70
Тьянуни терпеть не мог Нубию с ее жарой и пейзажами, зачастую унылыми. Корабль у него был весьма комфортабельный, и все же ему хотелось как можно скорее выполнить задание и вернуться в изобилующие тенистыми садами Фивы.
Поручено ему было набрать на царскую службу отличных лучников, но с какой именно целью, глава тайной службы не знал, и это его раздражало.
После смерти царицы Сатьи Тутмос предпочитал уединение и никому своих мыслей не поверял. Одно время поговаривали, что грядут новые назначения и продвижения по службе, но официальные документы этого не подтвердили. Царский глашатай Антеф не объявлял о новой кампании, что и понятно: Палестина и порты Ливана под контролем, и там все спокойно.
Зачем же тогда армии понадобились нубийские рекруты? Для точечной операции в Сирии? Или же хотят сформировать особую гвардию, дабы отвратить угрозы, которые довлеют над жизнью государя? Неоднократными вооруженными вмешательствами в жизнь регионов, находящихся в постоянном брожении, египетский фараон нажил множество врагов. Да и бывшие военнопленные, ставшие египтянами, – не изображают ли они верность фараону, чтобы получше подготовить покушение?
Тьянуни часто обвиняли в крайнем пессимизме и привычке видеть зло повсюду. Но что делать, если добра днем с огнем не найти? Поэтому сам он на свою хроническую подозрительность не жаловался.
Корабль причалил к пристани огромной крепости Бухен с храмом, высокими зубчатыми стенами и большим, регулярно обновляемым гарнизоном. Местные племена с давних пор не бунтовали, страшась мощного отпора со стороны властей. И все же, несмотря на то что Нубия во многом переняла египетские порядки, нельзя было ослаблять бдительность и следовало в корне душить любые проявления смуты… Наместник, управляющий этим крупным регионом, носил престижный титул «царского сына». Его обязанности заключались в том, чтобы поддерживать достойный уровень жизни у населения и добывать достаточно золота, этой «плоти богов», для египетских святилищ.
