Широкая улыбка появляется на лице Джехути. Маху с Минмесом кивают.
– По последним донесениям, – замогильным голосом начинает Тьянуни, – стены крепости Кадеш недавно отстроены.
– Вот и славно! – говорит Маху. – Тем громче будет наша победа!
* * *
У Старика разболелась спина. При помощи массажа и растирки, приготовленной главным придворным лекарем, боль удалось снять. Ослику Северному Ветру массаж тоже пришелся очень кстати.
– Наши беды все никак не кончатся! Опять этот проклятый Кадеш! Разнести бы его по камешку… Только сорняки быстро прорастают опять. Интересно, найдется у них в погребах хоть немного хорошего вина? Мои запасы на исходе.
С пением труб разговоры закончились. Общая тревога, каждый – на свой пост, столкновение неминуемо!
Узнав о приближении египтян, правитель Кадеша выслал свои основные силы навстречу, дабы остановить противника подальше от своей цитадели.
Внезапная атака сирийских колесниц не застала бдительных Маху и Джехути врасплох. Египетские лучники быстро встали на позиции, и как только противник приблизился на расстояние полета стрелы, принялись с замечательной меткостью поражать вражеских лошадей. Атака превратилась в хаос. Пехота добивала возниц, падавших на землю, после чего уже египетские колесницы устремились на вражескую пехоту.
Меньше чем за час войско правителя Кадеша было истреблено. Ценой малых потерь со стороны египтян путь к крепости был свободен.
И первым на него ступил фараон.
* * *
– Посмотри внимательно на стены, – говорит мне Минмес. – Ничего странного не замечаешь?
– Отличается цвет кладки – по разные стороны от главных ворот.
– Работали в спешке и как попало. Мое мнение – мы легко разрушим эту кладку у самого основания.
– И нельзя давать им передышки! – заключает Джехути. – Они сейчас в ужасе!
Пока наши военные строители с помощниками готовятся, мы поспешно разбиваем лагерь. Подойти к стенам они смогут под прикрытием лучников, которые не дадут защитникам крепости, рассредоточившимся возле бойниц, нанести им урон.
Остается предпринять еще одну, последнюю меру – во избежание новых жертв.
– Вы двое – со мной! – приказываю я Маху и Джехути.
Наши три колесницы медленно выезжают на просторную площадку перед городскими воротами и там останавливаются.
– Сдавайся, правитель Кадеша! Спаси мирное население своего города! Сложи оружие, и я обещаю вам пощаду!
Продолжительная тишина…
Наконец городские ворота открываются.
Кто к нам выйдет? Правитель собственной персоной? Кто-то из царедворцев? Женщины и дети?
Они выпускают бесноватую кобылицу. Морда у нее в пене, и она несется галопом прямо на меня. Цель противника – убить фараона и посеять панику в его войске.
Используя свой меч в качестве копья, Маху пронзает грудь разъяренной кобылице, и та кричит от боли. Он приканчивает ее кинжалом, отрезает хвост и кладет его перед моей колесницей.
Под командованием Маху саперы
[90] направляются к вновь отстроенной стене. Двое падают, пронзенные вражескими стрелами, но остальные добираются до цели и начинают копать.
Минмес прав: стена никуда не годится. В считаные минуты пролом готов. И в него устремляется поток моих солдат.
79
Труп правителя Кадеша лежит на вымощенном плиткой полу опочивальни.
– Как он умер? – спрашиваю я у Минмеса.
– Собственный слуга его удушил. И теперь умоляет о пощаде.
– Ни один предатель ее не заслуживает.
Наши саперы энергично разрушают крепость; горожан мы расселим по соседним деревням, а солдат уведем в Египет в качестве военнопленных.
– Сожгите этого бунтовщика! – приказываю я.
Участь, уготованная всем приговоренным к смерти, после того, как они выпьют яд. Став золой, они сгинут навсегда.
Этот план я задумал, когда получил истинную власть над государством, и он близок к осуществлению! Палестина и Ливан покорены, Митанни держит дистанцию, правителя Кадеша нет в живых – триумф, который должен меня опьянить.
Я же ощущаю лишь сомнения и горечь. Бесспорно, тот факт, что я перешел Евфрат, впечатлит многих могущественных владык, и они поймут: отныне я без колебаний подавлю любой бунт, задушу в зародыше любую опасность.
Уверен, что с кознями митаннийцев мы покончим нескоро. Они спаслись бегством, избежав прямого столкновения. Счастье, что мы потеряли так мало храбрецов; пожертвовав собой, они предотвратили нашествие.
Однако же новые потрясения неизбежны. Смутьяны, подобные правителю Кадеша, от своих планов не откажутся. И какую форму завтра примет их злоба?
Все, даже Минмес, обычно такой сдержанный, дали волю радости и празднуют наш оглушительный успех. Я же, как обладатель верховной власти, не имею на это времени. Пора планировать будущее и расстраивать планы мести…
* * *
Старик тоже утешился: в подвалах дворца в Кадеше нашлось несколько кувшинов с вином, достойным царского стола. Солдаты удовольствовались простым напитком – сирийским вином из виноградных выжимок, которое быстро ударяет в голову.
Нехватки провизии они не знали: жители селений по пути следования египетской армии сами предлагали еду и другие дары. Желающих столкнуться с ужасающей военной мощью Тутмоса, обуздавшего митаннийцев, установившего новую границу Египта по Евфрату, разрушившего Кадеш и покончившего с его властителем, не находилось.
К общему изумлению, даже Тьянуни повеселел. От агентов – ни намека на дурные новости, а оптимизм, излучаемый солдатами и военачальниками во главе с Джехути и Маху, оказался заразительным. Последний, всеми прославляемый как герой, красовался в новом золотом ожерелье, которое было даром фараона за то, что он остановил взбешенную кобылицу.
За исключением царской гвардии, состоящей из ветеранов, за которых отвечал сам Маху, дисциплина в армии, при попустительстве командного состава, ослабла. Никто уже не страшился грядущих сражений и гибели. Победители возвращались домой, где их ждали слава и пышные празднества.
* * *
Стоило тяжело груженным торговым судам из ливанских портов пристать к причалу в Мемфисе, как вокруг них засуетились грузчики и писцы: первые принялись разгружать древесину, металлы, ткани и провизию, вторые – все это считать и записывать.
Царский корабль толпа встречала с особым восторгом. Слухи о возвращении армии разнеслись со скоростью ветра. Не было такого селения в стране, где не знали бы о победах Тутмоса, и тысячи зевак явились в порт, чтобы его поприветствовать.
