– Вы и только вы, государь!
– Вопрос государственной важности?
– В некотором роде…
Она берет меня за запястья, смотрит в глаза.
– Я была счастлива подарить вам дочь, но одного ребенка мне мало…
87
Нахтмина
[96] только что назначили начальником всех зернохранилищ Верхнего и Нижнего Египта, и он совсем растерялся. Работа очень сложная, но, вдобавок ко всему, первый министр требует, чтобы она исполнялась безупречно. Во-первых, надо надзирать за доставкой зерновых и их последующим вывозом; во-вторых, следить за их распределением между храмами и выдачей крестьянам в качестве платы; и в-третьих, управлять работниками, подсчитывая их численность. Последний урожай был особенно щедрым, так что не заскучаешь…
Образование у Нахтмина было подходящее – писец-учетчик и распорядитель материальных ресурсов. Он сделал отличную карьеру в храме Амона, успешно надзирая за ремесленными мастерскими. А вот в сельском хозяйстве он смыслил мало, и ему срочно понадобился помощник из местных – работящий, хорошо знающий предмет и такой, кто не затмил бы его самого.
Поэтому он и отправился к Баку, с некоторых пор ставшему одним из успешнейших земледельцев фиванского региона. Тот как раз раздавал указания своим помощникам. Сразу узнав высокое начальство, Бак опешил – главный надзиратель собственной персоной! И в неурочное время. Что бы это могло значить?
Отослав работников, он пригласил гостя выпить легкого пива в увитой зеленью беседке.
– Не тревожься, твое хозяйство было и остается образцовым, – сразу успокоил его Нахтмин, – и начальство тобой довольно. Проблема возникла у меня.
– Не со здоровьем?
– Нет. Повышение в должности.
– А разве вы… Разве это не радость?
– Звание громкое, да нести его будет тяжело. Меня поставили надзирать за всеми зернохранилищами Египта.
– Уф! Не хотел бы я поменяться с вами местами.
– Поддерживать хранилища в рабочем состоянии, строить новые, следить за поставками и вывозом зерна… Первый министр только про это и думает. Ладно, не будем ходить вокруг да около: мне нужен заместитель в фиванском регионе, одном из богатейших. Мне придется много ездить, инспектировать провинции. В мое отсутствие обязанности мои будет исполнять доверенный человек. То есть ты!
Бак слыхал про столбы, поддерживающие небо, чтобы оно не сверзилось на землю, уничтожая все живое. И вот сейчас ему почудилось, что эта громадная масса на него все-таки упала.
– Но как же… Я же не писец! Пусть другие…
– Я все обдумал, – перебил его Нахтмин. – Мне нужен не бюрократ, а земледелец, который поддерживает контакт с себе подобными. Я сам обучу тебя основам учета, и этого тебе хватит. А остальное ты знаешь лучше меня и мне объяснишь. Ну, не будем терять время! Работы много, не до разговоров!
– Я… я…
– Спасибо, что согласился! Иди расцелуй супругу и детей, я увожу тебя в Фивы. Там оформим тебя на новую должность, и – вперед, наша первая инспекция!
* * *
Минмес еле таскал ноги от усталости. По ночам страстная красавица-супруга не оставляла его в покое, хоть и была беременна. Женатый человек, а скоро и отец семейства… То, чего он всегда страшился. Впору жаловаться, что стал невинной жертвой военных кампаний своего царя. Его ливанке так понравилось жить в Фивах, что возвращаться на родину она совсем раздумала. От египтянки ее уже было не отличить.
Но усталого или нет, Минмеса с раннего утра ждали на строительстве «Храма на тысячу лет», возводимого по приказу Тутмоса в западной части Фив, которому предстояло стать конечной точкой движения величественной процессии в честь Прекрасного праздника Долины с его традиционным чествованием предков и «правогласных».
Придворные спешно готовились к празднику. Большой почитатель царицы, чья красота и поведение были безупречны, и поборник элегантности во всем, дворцовый управитель Кенна сурово карал подчиненных за безвкусицу.
У военачальника и командира царской гвардии Маху были другие заботы. Обеспечить безопасность владыки – дело непростое. По донесениям стражи, интеграция сирийских военнопленных, отбывших принудительные работы, проходила не так легко, как ожидалось. Чаще всего суда отправляли их на родину. Но сколько их, натурализованных, в большинстве своем занятых тяжелым трудом, питают по отношению к фараону негасимую злобу? Наряду с оглушительным успехом, как в случае с юным Пахеком, – сколько их, мучительных неудач?
Прошлой ночью Маху приснился кошмар: сирийцы намереваются убить фараона. Их лица рассмотреть он не смог… Маху проснулся с бьющимся сердцем и побежал во дворец.
Там царил полный покой.
Благодаря строжайшим мерам царские апартаменты для злоумышленников недостижимы. В ходе официальных публичных церемоний публики его личная гвардия вмешается с максимальной быстротой, если это понадобится. Но участие царя в долгом, многочасовом шествии требует особых предосторожностей. И тут у Маху нет права на ошибку…
* * *
– Как я тебе?
В новой светло-коричневой тунике изящного покроя, причесанный и выбритый, в кожаных сандалиях, Старик выжидательно посмотрел на Северного Ветра. Не слишком ли он разоделся, не выглядит ли этаким престарелым фатом?
К счастью, ослик поднял правое ухо, хоть глаза его и смеялись. Северный Ветер не был ни дипломатом, ни лжецом, поэтому Старик успокоился. Модничать он не привык.
Во дворце тем временем Антеф продолжал себя нахваливать, пока Старик исполнял за него черную работу. Старик воспринимал это спокойно: он был рад служить фараону, которым искренне восхищался. Тот, кого превозносили как гениального стратега, неумолимого защитника Двух Земель, проводил половину своей жизни в религиозных ритуалах, а вторую – в заботе о подданных, при активном содействии первого министра, не терпящего ни лени, ни несоблюдения правил. Благословенное время, хрупкое счастье…
– Ладно, теперь идем!
За безукоризненное поведение в ходе сирийских кампаний Северного Ветра представили к командирскому званию. Поэтому ему предстояло пойти во главе колонны осликов, несущих ритуальные предметы, необходимые для Прекрасного праздника Долины.
88
Это шествие запомнится надолго! Впервые Прекрасный праздник Долины завершится в моем «Храме на тысячу лет», а не в святилище царицы Хатшепсут, моей предшественницы. Строительство еще не закончено, но Минмеса не в чем упрекнуть, потому что времени я ему дал мало.
У подножия фиванской горы высится двухуровневый храм, посвященный царственной ка, которая пребывает и во мне. Туда и направляется торжественная процессия, несущая ладью Амона. По пути ее следования, как и при прохождении солнечной ладьи, умершие пробуждаются от сна, и предки, победители смерти, говорят с нами…
